Наказание петрашевцев на Семеновском плацу. Рис. 1850-х гг.
Приговоренных повели не прямо на эшафот, а вначале вокруг всей площади, мимо рядов войск. Московцы увидели среди идущих на казнь своего офицера, поручика Момбелли, конно-гренадеры — своего поручика Григорьева, лейб-егеря — штабс-капитана Львова 2-го. Затем всех ввели на эшафот и начали зачитывать смертный приговор каждому в отдельности. Чтение продолжалось более получаса, и люди уже изнемогали от холода. Наконец на осужденных надели белые балахоны, взяли первых троих — Петрашевского, Момбелли и Григорьева — и привязали к столбам. Перед ними выстроилась команда из 16 солдат. Достоевский, стоя на эшафоте, считал минуты, которые ему оставалось жить, — впоследствии он выразил ощущения человека перед казнью в пронзительном монологе в романе «Идиот». Солдаты приложились к ружьям и прицелились в осужденных. Офицер поднял саблю, чтобы скомандовать залп. И в эту секунду барабаны забили отбой. Солдаты вернули ружья в вертикальное положение. К месту казни подлетел экипаж, из которого вышел генерал-адъютант Яков Иванович Ростовцев — тот самый, который в 1825 году молодым подпоручиком предупредил государя о восстании декабристов. В руках генерала был высочайший рескрипт о помиловании, который он немедленно зачитал.
Ф.М. Достоевский. Худ. К. Трутовский. 1847 г.
Вместо расстрела все петрашевцы были приговорены к различным срокам каторги. Событие на Семеновском плацу было заранее расписано по минутам. Члены кружка были, несомненно, преступниками против русской государственности, но не успели совершить ничего серьезного, и потому расстрел был бы слишком строгой мерой. Пребывание в тюрьме, ожидание казни и несколько тяжелых лет каторги произвели переворот в душе Достоевского, освободив его ум от революционных мечтаний. Милость государя спасла для России великого писателя.
Штабс-капитан Л.-гв. Егерского полка Петр Сергеевич Львов, арестованный по ошибке, вместо своего однофамильца, прикомандированного к полку, был оправдан, освобожден, и продолжил службу в лейб-егерях. На майском параде следующего, 1850 года император Николай I вдруг остановил прохождение войск, подъехал к Львову, на глазах у многотысячной воинской массы попросил у него прощения и, свесившись с коня, обнял и расцеловал офицера.
Мирная передышка после Венгерской кампании была недолгой. К 1853 году международная обстановка сложилась неблагоприятно для России.
Я.И. Ростовцев. Худ. С.К. Зарянко. 1850-е гг.
По мнению Николая I, Россия, Пруссия и Австрия, три великих континентальных державы, три старинных традиционных консервативных монархии, сходные по характеру управления и близкие по географическому положению, были естественными союзниками. Их союз был скреплен памятью о совместных победах над Наполеоном, а у России с Пруссией еще и родственными связями государей.
Главным противником порядка и законности русский император считал Францию, которая всегда была источником революционных смут, переворотов, а также всевозможных нападок на Россию — газетно-журнальной истерии, антирусских заявлений ведущих политиков, неприкрытых военных угроз.
Отношение к Англии у Николая Павловича было сложным. Признавая эту парламентскую монархию великой морской державой, экономически высокоразвитой страной, государь понимал, что для стабильного многолетнего мира и процветания России необходимы хорошие отношения с Англией. В течение всего царствования он искал сближения с Лондоном, пытался развеять недоразумения, предотвратить возможную войну, решить все противоречия взаимовыгодным мирным путем, надеялся на здравый смысл англичан. Британские власти относились к России неизменно враждебно. Визит Николая I в Лондон в 1844 году принес ему успех среди тамошней публики, которая увидела в русском монархе не мифического дикого медведя, а настоящего джентльмена с безупречными манерами, симпатичного и доброжелательного человека. Но молодая королева Виктория и ее министры не собирались заключать с Россией никаких соглашений. Англия стремилась к мировому господству, и на данном этапе в ее интересах было считать Россию врагом.
Немецкая карикатура о русской угрозе. 1849 г.
Император Николай I. Гравюра 1850-х гг.
Британия богатела и процветала за счет ограбления своих колоний, работорговли, беспощадной эксплуатации своих рабочих, которые жили и трудились в чудовищных условиях, хуже рабов и скотины. Все это позволяло английской буржуазии наводнять мир своими товарами, наращивать свои капиталы, захватывая в свои политические и финансовые сети все страны и все части света. К середине XIX века Россия оставалась единственной державой, экономически независимой от Англии. Распространение русских товаров в азиатских странах, таможенные пошлины в самой России для английских товаров, высокая стоимость русского хлеба стали достаточными причинами для того, чтобы Англия приняла решение уничтожить конкурента. В идеале ей нужна была другая Россия — слабая, неразвитая, без выходов к морю, лишенная своих национальных окраин, на которых должны расположиться зависимые от Англии государства антирусской направленности.
Оба немецких союзника опасались огромной, сильной и загадочной России с ее миллионной армией, не верили в ее бескорыстную дружбу и пытались обнаружить в ней подвох. Не находя его, они боялись еще больше. Россия честно соблюдала все союзные соглашения, нередко даже в ущерб себе. Напротив, Австрия и Пруссия в своих личных интересах неоднократно нарушали договоры, на что Россия смотрела сквозь пальцы и все прощала ради сохранения союза. Это только усиливало страх немцев, давая повод подозревать русских в каком-то чудовищном коварстве. Им уже мерещилось, как несметные полчища восточных варваров вторгаются на их земли и разоряют их мирные дома. Эти настроения подогревались и активно использовались английской и французской дипломатией.
Русский казак угрожает Турции, которая находится под защитой союзников. Английская карикатура. 1853 г.
Усилившаяся Пруссия тяготилась вмешательством Николая I в ее дела — русский император, верный принципам законности, воспрепятствовал агрессии пруссаков в отношении Дании. Австрийские власти после 1849 года сумели отвести от себя и направить раздражение венгерского народа на Россию. Но наш государь верил в благодарность Франца-Иосифа, спасенного русской армией, и считал, что это еще больше упрочило союз. К этому времени у Николая Павловича развилась непоколебимая уверенность в правоте всех своих действий. Поступая по велению долга, по совести и рыцарской чести, по христианской морали, он ожидал от союзников такого же благородства, какое проявлял сам.
