Война в Крыму разгоралась. Немедленно при получении известия об альминском сражении находившиеся в Севастополе адмиралы В.А. Корнилов и П.С. Нахимов, генерал Э.А. Моллер и инженер-подполковник Э.И. Тотлебен подняли весь гарнизон и мирное населении города и в считанные дни возвели земляные бастионы. Корабли Черноморского флота, победившие турок при Синопе, но неспособные противостоять винтовому флоту «союзников», вошли в Севастопольскую бухту. Наиболее старые из них были затоплены у входа в нее, чтобы не пропустить врага на рейд. Их экипажи и артиллерия усилили гарнизон города. 14 сентября «союзники» вышли к Севастополю. Не решившись на штурм, они обложили город с юга и приступили к осадным работам. Началась одиннадцатимесячная героическая эпопея Севастопольской обороны.
13 октября в Крыму состоялось сражение при Балаклаве — войска Меншикова, усиленные прибывшими частями Дунайской армии, имели целью отвлечь внимание «союзников» от Севастополя. Разбив турок и англичан, русские взяли 11 английских орудий. В ответ на это английская легкая кавалерийская бригада лорда Кардигана провела лихую и самоубийственную атаку на русские орудия, которая стала легендарной. Русские уланы ударили во фланг и изрубили англичан, а брошенный на помощь английской бригаде французский конноегерский полк был остановлен русской пехотой, которая бросилась на кавалерию в штыки. Русский историк с горечью восклицает: «Вся Европа изумлялась отваге легкой бригады Кардигана, но ведь и наши уланы — бугцы и одесцы — изрубившие эту знаменитую бригаду, как будто тоже неплохи!»
[239]
Внутренний вид одной из батарей Малахова кургана в Севастополе. Рис. В. Тимма. 1855 г.
24 октября в сражении при Инкермане русские войска сумели снова разбить англичан, несмотря на потери от огня английских нарезных ружей, но и сами были разбиты французами. Потери, как и при Балаклаве, были с обеих сторон примерно равными, но англичане и французы, страшась общественного мнения своих стран, занижали свой урон. Осада Севастополя продолжалась. После Инкермана «союзникам» пришлось воздвигать укрепления и против полевой армии русских. Русские солдаты и матросы проявляли чудеса героизма, постоянно совершенствуя свою оборону и тревожа противника вылазками. Вся Россия переживала за Севастополь, и восхищалась мужеством и стойкостью его защитников. Этот город стал главным центром войны и приковал к себе все основные вражеские силы.
Русское общество пробуждалось. «Чувствовалось, что возбуждение охватило все уголки России и потребует какого-то выхода. Народ до того был наэлектризован, что готов был пожертвовать всем своим достоянием по первому требованию царя… И многие удивлялись уступчивости государя… Между ним и Россией стояла стена ближайших его сотрудников, в которых он уже переставал верить, но которые все-таки не дали государю почувствовать настоящие биение пульса его народа, столь схожего с мыслями и волей самого царя».
[240]
Новый 1855 год в Петербурге встретили грустно. На Кавказе русские били турок, в Крыму армии «союзников» завязли под Севастополем, неся большие потери от русского огня и вылазок, от холода и болезней. По иронии судьбы, представители «культурной» Европы, приехавшие бороться с русскими «варварами», сами за эту «крымскую зиму» приобрели варварский вид. Англичане перестали бриться и отпустили длинные бороды, спасаясь от холода, завернулись в местные допотопные одеяния из овечьих шкур. Правительства Англии и Франции, присылая в Крым все новые войска на смену убитым и умершим, продолжали опустошать свою казну колоссальными военными расходами, не зная, как выйти из этой бесславной авантюры и сохранить лицо. Но и Россия пока не видела перспектив победы в этой мировой войне. «Канальство» австрийцев продолжалось, и весь мир был против русских. После побед в наполеоновских войнах и всех войнах николаевского царствования, после уверенности в непобедимости русской армии, в силе и могуществе Российской империи, над Россией впервые за много лет замаячила тень поражения. Русская армия не могла выгнать англичан и французов из Крыма, поскольку с начала войны потеряла инициативу, страдала от отсутствия хороших полководцев, и все ее действия сводились к исправлению ошибок и стратегических просчетов начальства. Придворная элита и образованные слои общества слишком любили и уважали Запад, чтобы по-настоящему сплотиться за Родину против врага. Воля генералов была как будто скована прежними представлениями о Европе, с которой нужно жить в мире. Решительность передовых военачальников, героизм солдат и офицеров вызывали восхищение, но пока не могли переломить хода войны.
Англичане в Крыму зимой 1854–1855 гг. Фотография
Пораженческие мысли общества того времени вполне выражает статья Петра Александровича Валуева, действительного статского советника и Курляндского гражданского губернатора, будущего министра, написанная через полгода после кончины Николая I, когда еще шла война, и Севастополь держался из последних сил. Есть в ней и такие горькие слова:
«Наши корабли потоплены, сожжены или заперты в наших гаванях. Неприятельские флоты безнаказанно опустошают наши берега. Неприятельские армии безнаказанно попирают нашу землю, занимают наши города… Друзей и союзников у нас нет. А если есть еще друзья, то малочисленные, робкие, скрытые друзья, которым будто стыдно сознаться в приязни к нам… Везде проповедуется ненависть к нам, все нас злословят, на нас клевещут, над нами издеваются. Чем стяжали мы себе стольких врагов? Неужели только одним нашим величием? Но где это величие? Где наши силы? Где завет прежней славы и прежних успехов? Где превосходство наших войск, столь стройно грозных под Красным Селом? Еще недавно они залили кровью пожар венгерского мятежа, но эта кровь для того только, чтобы впоследствии наши полководцы тревожно озирались на воскресших нашей милостию австрийцев? Мы теперь боимся этих австрийцев? Мы не смеем громко упрекнуть их в неблагодарности? Мы торгуемся с ними и в виду их не смогли справиться с турками на Дунае. Европа уже говорит, что турки переросли нас. Правда, Нахимов разгромил турецкий флот при Синопе, но с тех пор несколько нахимовских кораблей погружено в море. Правда, в Азии мы одержали две-три бесплотные победы, но сколько крови стоили нам эти проблески счастья! Кроме их, всюду утраты и неудачи. Один Севастополь силен и славен, хотя в продолжении 10 месяцев над ним разрываются английские и французские бомбы».
[241]
Стрелок и унтер-офицер Стрелкового полка Императорской фамилии в 1854–1855 гг.
