Случались в Зимнем дворце и небольшие маскарады для избранных. Пушкин в январе 1835 года в своем дневнике отметил один из них, состоявшийся вскоре после Нового года и представлявший собой как бы историческую реконструкцию: «6-го бал придворный (приватный маскарад). Двор в мундирах времен Павла I-го; граф Панин (товарищ министра) одет дитятей. Бобринский Брызгаловым (кастеланом Михайловского замка; полуумный старик, щеголяющий в шутовском своем мундире, в сопровождении двух калек-сыновей, одетых скоморохами. — Замеч. для потомства). Государь полковником Измайловского полка etc. В городе шум. Находят это всё неприличным».
[165]
Костюмированный бал в Зимнем дворце. Неизв. худ. Нач. 1830-х гг.
Шумные и веселые маскарады устраивались в залах Дворянского собрания, построенного в 1839 году на Михайловской улице, и в старинном здании Большого (Каменного) театра, стоявшем на Театральной площади, и в особняках частных лиц. Здесь не было имен и титулов, не было светских приличий и условностей.
Император Николай I, великий князь Михаил Павлович и другие члены царской семьи любили такие маскарады, где могли спуститься с заоблачных высот своего положения, почувствовать себя обычными гостями, не обремененными государственными заботами, и особенно — всеобщими почестями, которые здесь были запрещены. Огромный рост, величественная осанка и гордая поступь издали выделяли их в любой толпе. Император в непринужденной атмосфере маскарада был окружен красавицами, всегда находился в центре их внимания. Офицер, не оставивший своей фамилии, вспоминал о государе: «Редко пропускал он маскарады в Большом театре и Дворянском собрании. В мундире с черным кружевным домино через плечо (обязательная маскарадная форма, вскоре отмененная), обыкновенно с маской под руку, ходил он по залам, не требуя никаких почестей, не отвечая даже на поклоны и снимание перед ним шляп лицами, не знавшими общепринятых маскарадных правил».
[166]
Офицер Л.-гв. Егерского полка Карцев отмечал тактичность Михаила Павловича: «В маскарадах, где почти каждый раз бывал кто-нибудь из царской фамилии, нам приказано было держать себя так, чтобы при встрече с высочайшими особами делать вид, что их не узнали. Однажды, сидя с маской у окошка гостиной Дворянского собрания, я преспокойно развалился и, опершись на окно всей рукой, поддерживал голову. Вдруг идет великий князь, тоже с маской, и садится против меня! Что делать? Чувствую свое неловкое положение — сижу, не смею двинуться; великий князь видит это и, посидев минут пять, встал и ушел, не сделав мне ни малейшего замечания».
[167]
Приехавший в Петербург кавказский офицер Торнау оставил свое воспоминание об официальных маскарадах: «Маскарады, наравне с балами, отбывались тогда на Невском проспекте в доме дворянского собрания. Николай Павлович очень любил такого рода собрания и не пропускал случая бывать на них. Характерные маски тут не встречались: черное домино для мужчин, цветное — для женщин, при полумаске, считалось единственно дозволенным средством переряжанья. Военным запрещены были маски. Обязательная маскарадная форма состояла из мундира, без шпаги и сабли, каска на голове и на левом плече коротенькая черная шелковая испанская мантия, отороченная кружевом, подбитая красною тафтою. При этом наряде запрещено было кому бы то ни было, и меньше всего государю кланяться или отдавать военную честь. Николай Павлович хотел на маскараде оставаться совершенно незамеченным, забавляясь без всякой помехи интриговавшими его женскими масками».
[168]
Костюмированный бал. Литография И. и Н. Вдовичевых. 1820-е гг.
С 1829 года перестроенный и роскошно отделанный дом «миллионщика» В.В. Энгельгардта на углу Невского проспекта и Екатерининского канала представлял собой лучший концертный зал и центр музыкальной жизни Петербурга. Кроме того, хозяева приспособили дом для всевозможных публичных увеселений, с кофейнями, ресторанами, но самые большие толки в светских гостиных и отзывы в газетах вызывали в 1830-х годах знаменитые маскарады у Энгельгардта.
В отличие от залов Дворянского собрания, здесь и военные могли полностью перевоплощаться. Наряжаясь в костюмы прошедших эпох, экзотических народов или балаганных персонажей, скрывая лица под масками, стараясь изменить даже голос, люди беззаботно веселились, танцевали, мужчины преследовали дам, дамы заигрывали с мужчинами. Самой распространенной фразой для завязки интриги было «Я знаю вас», или «Маска, я тебя знаю». Собеседнику оставалось гадать, действительно ли его знают, и кто скрывается под маской, или это игра незнакомки с незнакомцем. Когда вечер заканчивался, гости снимали маски. Желающие остаться неузнанными к этому времени старались исчезнуть, оставляя после себя неразгаданные загадки. В полном костюме — пастушек, испанских грандов и испанок, пьеро, арлекинов, рыцарей, шутов, турок и турчанок и так далее, были не все. Многие танцевали в обычной одежде и черной полумаске.
Среди многочисленной костюмированной публики здесь бывал и офицер Л.-гв. Гусарского полка Лермонтов. Впечатления, полученные в этих залах, легли в основу написанной им в 1835 году драмы «Маскарад», главная интрига которой завязывается именно в доме Энгельгардта. Гвардейский офицер, такой как лермонтовский князь Звездич, пускаясь в маскарадные приключения, мог быть завлечен маской, которая впоследствии могла оказаться кем угодно, от благородной аристократки до девицы, которую никто бы не допустил в приличное общество. На это намекает ему Арбенин:
Да маски глупой нет:
Молчит… таинственна, заговорит… так мило.
Вы можете придать ее словам
Улыбку, взор, какие вам угодно…
Вот, например, взгляните там —
Как выступает благородно
Высокая турчанка… как полна,
Как дышит грудь ее и страстно и свободно!
Вы знаете ли, кто она?
Быть может, гордая графиня иль княжна,
Диана в обществе… Венера в маскераде,
И также может быть, что эта же краса
К вам завтра вечером придет на полчаса.
В обоих случаях вы, право, не в накладе.
[169]
