А вот Талер не так в этом уверен. Он считает, что основную ячейку Колпаков уничтожить не удалось, и теперь они сидят в какой-нибудь дыре, вроде Копоти, и строят очередной заговор. Впрочем, от моего друга тяжело было бы ожидать какого-то иного мнения.
— Я знаю, что вы друг чэры эр’Бархен, но и она не сможет спасти вас от надзора Скваген-жольца. Серые — не синие. Они подчиняются напрямую Князю, а тот дал приказ совершенно однозначный. Так что прошу вас — не надо запрещенных названий, особенно, когда нас могут слышать.
— Хорошо, — вздохнул этот Тревор, кем бы он ни был. — Вы совершенно правы. Извините мою горячность.
Я встал, намереваясь закрыть окно, считая, что услышал и так достаточно того, что не предназначалось для моих ушей, но следующие слова господина Тревора заставили меня остановиться:
— Скажите, Ацио, кто был тот лучэр, что так замечательно испортил игру старшему инспектору Грею?
— А-а-а, — протянул мужчина, едва заметно усмехнувшись. — Его зовут чэр эр’Картиа. У него с господином старшим инспектором старые счеты. Вы разве не в курсе этой истории?
— Разумеется, нет. В колонию новости порой совсем не доходят, особенно, если они светские и незначительные.
— Я бы не сказал, что история незначительная. Сигару?
— Извольте.
Чикнули ножницы, зашипела химическая спичка. После этого кохетт сказал:
— Громкое было дело. Газеты едва не захлебнулись от восторга. Знаете, что произошло на вилле «Черный журавль»? Неужели не слышали?! Ну, дела! Ваши изумрудные поля совсем оторваны от мира! Если кратко, то эр’Картиа из тех людей, кому сопутствовала удача. Влиятельная фамилия, еще более влиятельные родственники, в том числе и в Палате Семи. Кстати говоря, они враждуют с чэрой эр’Бархен, которая вам покровительствует.
— Очень интересная информация, — поблагодарил Тревор. — Но продолжайте. Я вас внимательно слушаю.
— Эр’Картиа в то время был азартным игроком. Я бы сказал — лучшим из тех, кто садился за карточный стол. Он жил «Княжеским покером», но в конце концов удача от него отвернулась. Если честно — не возьмусь говорить со стопроцентной уверенностью, основные слухи поступали из газет и сплетен, но это было что-то, связанное с карточным долгом, — Ацио на мгновение замолчал, наверное, выдыхая сигарный дым. — Тогда к этому много чего приплели. Короче, между двумя игроками вспыхнула ссора, которая через несколько дней закончилась смертью должника.
— Чэр убил его?
— Так считали.
— С каких пор убийство в Рапгаре считается громким делом? — хохотнул Тревор. — В славном городе только и делают, что убивают друг друга. Ночной Мясник тому пример.
— Не скажите. Ночной Мясник и эр’Картиа — случай особый.
Ну, спасибо, любезный господин из Комитета по гражданству, что сравнили меня с этим психопатом!
— Убийство убийству рознь. Лучэр убил другого лучэра. Да еще и зятя Князя.
Пораженный Тревор тихо выругался и сказал:
— Тогда что он делает на свободе?! Здесь?!
— Я говорю — темное дело. Свидетелями ссоры были очень многие. Все произошло на ежегодном осеннем балу. Убитый — чэр эр’Фавиа — отказался возвращать долг, аргументируя это тем, что эр’Картиа жульничал. Разразился громкий скандал. Молодой чэр дал должнику пощечину прилюдно. Затем он пошел на виллу, где тогда жил эр’Фавиа и самая младшая из дочерей Князя. Слуги видели его. Слышали новую ссору. А затем нашли тело хозяина и господина эр’Картиа, который был без сознания, весь в крови убитого и с ножом.
— Ясно.
— Князь был в бешенстве.
— Могу себе представить.
— Нет. Не можете, — сказал Ацио. — Свидетели были единодушны. Слуги и друзья убитого под присягой подтвердили, что эр’Картиа угрожал. Нож, кровь. Разбор дела не занял много времени. Следствие провели два младших инспектора — Грей и Фарбо. Они много чего раскопали. Не отмажешься. Палата Семи практически единогласно признала лучэра виновным в жестоком убийстве. Все остались довольны.
— Кроме эр’Картиа, — усмехнулся заинтересованный Тревор.
— И его друзей, — подхватил кохетт. — Гальвирры, кстати говоря, к ним относятся. Обвиненный до последнего отрицал свою вину, но так и не смог внятно объяснить, что там произошло. Впрочем, из-за того, что Князь требовал разобраться с делом как можно быстрее, к нему мало кто прислушивался.
— Удивляюсь лояльности Владыки. Я слышал, что у него крутой нрав. Убийцу мужа дочери он мог бы задушить голыми руками, без всякого суда. Никто бы ему и слова не сказал.
Ацио издал звук, который я расценил, как согласное хрюканье.
— Верно. Но газеты пронюхали раньше, дело получило серьезный общественный резонанс, так что процесс получился публичным и показательным.
— Так что же случилось с эр’Картиа? Он не показался мне преступником.
— Мне тоже. В отличие от судьи, следователей, Палаты Семи, газетчиков и публики. Его признали виновным и казнили.
Я вздрогнул, а за окном повисла тишина.
— То есть… — Тревор прочистил горло. — Вы намекаете на то…
— Ну, да. Палач Скваген-жольца исполнил приговор. Вы же знаете, как это происходит с лучэрами, если власть не хочет немедленной смерти. Перерубают поток той энергии, что тянется к каждому из Детей Звезд из Изначального пламени. И все. Остальное — вопрос времени. Не знаю, почему с эр’Картиа поступили столь гуманно. Возможно, не хотели лишней крови. Не знаю. Эр’Картиа отправили в тюрьму. Где он и просидел целых шесть лет.
— Так почему же, чэр Мертвец оказался на свободе?
— Он не виновен.
— Что?!
— Дело еще более темное, чем прошлое, — неохотно сказал господин Ацио. — У Скваген-жольца нашлись неопровержимые улики на этот счет. Сам эр’Хазеппа, нынешний глава этой организации, докладывал Князю. И свидетели стали отказываться от показаний. Палате Семи пришлось пересмотреть дело и пойти на попятную. Случился очень большой конфуз.
— Представляю! — воскликнул Тревор. — Почему же Грей и тот… второй, которого вы назвали, до сих пор не разжалованы до регулировщиков движения?!
— За них, кажется, заступился мэр. Да и сам Князь понимает, что тогда торопил события и просил любых доказательств виновности. А вы знаете, что когда Владыка просит, обычно исполняют. Так что верных собак бить за службу не было большого резона. Впрочем, мой друг, это всего лишь домыслы. В общем, эр’Картиа выпустили, и его репутация полностью восстановлена, хотя некоторые до сих пор считают его виновным.
— Выпустили… — проворчал Тревор с внезапной злостью. — Я ненавижу этот темный город всем сердцем! Какой толк в свободе, если твоя жизнь может оборваться в любую минуту, а на имени все равно останется пятно?
Я вышел из гостиной в коридор, направившись к лестнице. Старина Тревор, кем бы он ни был — прав. Мы испытываем стыд не потому, что допустили ошибку, а потому что наш позор видят другие.
