— «Попал!» — мелькнуло у меня в голове прежде, чем убийца навалился на меня.
Я почувствовал резкую боль в левом бедре, мир закружился, тело сделалось словно из воздуха, и последнее, о чем я успел подумать — до чего досадно испачкать в крови инспектора Грея только что вычищенный смокинг.
Глава 8
Немного серого цвета
— К чэру эр’Фавиа, — сказал я, когда дворецкий распахнул дверь и уставился на меня, придерживающего шляпу от резких порывов весеннего ветра.
— Чэр сегодня никого не принимает, — лицо у слуги было бледным, но решительным.
— Он не может прятаться от меня вечно. Это вопрос чести, так ему и передайте! И если мы не решим его сегодня, то завтра я его вызову и убью!
Дворецкий нахмурился, но в холл меня все же пустил.
— Ждите здесь, чэр эр’Картиа. Я доложу о вас господину.
Неодобрительно посмотрев, он взял со стола канделябр со свечами и ушел по длинному холлу, оставив меня наедине со вставшим на дыбы чучелом белого медведя. Я, все еще кипя от ярости, нетерпеливо ждал, не обращая внимания на лужи, что натекли на пол с моих туфель и плаща.
Мальком эр’Фавиа, богатый и популярный романист Рапгара, чьи предки-лучэры восходили к одному из древнейших родов, очень удачно подцепил младшую из четырех дочерей Князя и обеспечил себе будущее. Как говорят, он талантлив, словно ему на ухо шепчут сгоревшие души, и книги его пользуются огромной популярностью.
А еще эр’Фавиа — азартный, но не слишком умелый игрок. Он плохо считает карты и еще хуже просчитывает тех, кто сидит с ним за одним столом. Но основная беда зятя Князя в том, что он слишком сильно предается эмоциям, а потому проигрывает достаточно крупные суммы.
Все изменилось с тех пор, как он вошел в высочайшую семью Рапгара. Старина эр’Фавиа продолжал играть, но теперь редко возвращал долги. Он весьма разумно полагал, что, находясь под защитой Князя, можно не заботиться о таких мелочах, как возвращение фартов тем, кто обыграл тебя в покер.
Уважаемые люди, теперь неспособные отказать влиятельному чэру в партии, понимали, что лучше потерять незначительные деньги, чем благорасположение тех, кто стоит у власти. Лично мне было интересно, знает ли Князь о том, как ведет себя его зять?
Для меня деньги никогда не имели большого значения, их всегда было вдосталь, и забыть о долге можно было бы, если бы я не пообещал Клариссе, что добуду для нее то прекрасное коралловое ожерелье, на которое однажды решил сыграть проигравшийся в пух и прах эр’Фавиа. Отчего-то он был уверен, что принадлежащая его жене безделушка останется при нем.
Я выиграл ожерелье в честном поединке, на глазах у всех, но он отказался его отдать, повел себя грубо, выставил меня мальчишкой и дураком перед всем обществом, а главное — перед Клариссой и ее семьей.
Эр’Фавиа обвинил меня в жульничестве, за что и получил причитающееся, хотя от большинства глупостей меня удержали Талер и Влад, но теперь я хочу потребовать возвращения долга. Это уже дело чести. Мне и так пришлось ждать, когда этот негодяй выберется из дворца и приедет в свое старое родовое гнездо — на виллу «Черный журавль». Он отдаст мне долг, иначе я перестану быть с ним вежливым.
Вернулся дворецкий, а вместе с ним еще один плечистый слуга.
— Простите, чэр, но господин не желает вас видеть и говорит, что занят, — сказал дворецкий.
Я мгновенно вспыхнул от гнева. Это уже слишком!
— С дороги! — прорычал я.
— Если вы продолжите настаивать, нам придется вышвырнуть вас из дома, чэр! — с угрозой в голосе сказал плечистый слуга.
Уже не помня себя от гнева, я ринулся на них и, оказавшись рядом, принял Облик. Они явно этого не ожидали. Кулак громилы, который должен был разбить мне лицо, пролетел мимо. Парень начал озираться, пытаясь обнаружить, куда я делся. Я ударил его ребром ладони по кадыку, он захрипел, рухнул на колени. Вновь став видимым, я вырвал из рук ошеломленного дворецкого канделябр.
Тот попытался бороться, но я не стал с ним церемониться, хотя он уже и был немолод. Просто постарался не покалечить. А затем вернулся ко второму, все еще находящемуся в сознании типу, и опустил канделябр ему на голову.
Выбросить меня?! Это уже верх неприличия!
Трясясь от бешенства, я пошел по коридору, заглядывая в каждую комнату, пока не нашел кабинет, из-под двери которого лился теплый желтый свет. Я взялся за ручку и резко распахнул ее, лишь для того, чтобы спустя секунду свет обволок меня, схватил и втащил внутрь…
Во рту была неприятная сухость. Я с трудом разлепил веки и тут же сморщился. В глаза словно песка насыпали. Рядом с кушеткой стоял полупустой жестяной кувшин с водой, так что я умылся и напился.
Стало гораздо легче, но голова все еще кружилась. Я снова брызнул в лицо водой и сел, прислонившись к стене. У меня не было никаких вопросов о том, где я нахожусь.
Небольшая комната с железной кроватью, прикрученной к полу, грязно-зеленые стены, кафель на полу, куполообразный покатый потолок с потрескавшейся шкатулкой, электрическая лампа накаливания за стальной сеткой, ржавый умывальник в углу и стальная дверь с решеткой.
Камеры в Скваген-жольце за семь с половиной лет не претерпели никаких изменений. С одной стороны это обнадеживало. Гораздо неприятнее было бы очнуться в «Сел и Вышел», увидев на двери печать Изначального пламени. С другой стороны — ничего хорошего от жандармов я не ждал.
Я вспомнил нападение Ночного Мясника, вспомнил о боли в бедре, но вместо ножевого удара увидел лишь красную кожу и маленькую ранку. Судя по тому, что я здесь, жандармам не удалось поймать убийцу. Они сочли, что меня им будет вполне достаточно, следовательно, мне предстоит не слишком приятный разговор со служителями правопорядка.
Моей старой одежды не было — ее заменил серый тюремный комбинезон. Голова стала кружиться сильнее, начался мелкий озноб, и я пожалел, что здесь нет одеяла.
Сейчас мне оставалось только ждать, и я подумал, что ситуация страшно напоминает то, что произошло со мной семь с половиной лет назад. Тогда я тоже потерял сознание, а очнулся за решеткой с целым возом обвинений в убийстве на шее. Очень было бы несправедливо получить от жизни вторую такую игральную карту.
Пока я здесь лежал, мне вновь снилась та ночь, которая изменила всю мою жизнь. Тогда я слишком много играл, был молод, глуп, вспыльчив и горяч. Влюбленный и оскорбленный идиот решил, что все сойдет ему с рук, полез туда, куда не следует, и получил по полной.
Мое сердце все еще бьется, но мое имя в таких пятнах, от которых нельзя отмыться и за тысячу лет. Я посмотрел на свои руки, сейчас лишенные перчаток, и вспомнил казнь в Скваген-жольце. От нее на ладонях и запястьях остались тонкие шрамы, говорящие о том, что я никогда не проживу как другие лучэры сто, а быть может и двести лет.
Если мне повезет, я протяну еще лет пять, а потом сердце, лишенное энергии Изначального пламени, остановится, а мозг уснет. Если не повезет — умру в любое мгновение. Я живу в долг, и каждый день жду Двухвостую кошку, стараясь не думать о ней.
