Опасения Рога насчет Каукалова были напрасны - Каукалов был дома. Чтобы заглушить в себе глухую тоску, ощущение того, что он находится на чьей-то гигантской ладони и его вот-вот прихлопнут другой гигантской ладонью, Каукалов напился - выдул два стакана виски без закуски и плашмя повалился на тахту. Бутылку "Лонг Джона" поставил на пол. Ему стало тепло, мелькнула мысль о том, что после виски не останется никаких последствий, это тебе не самогон-сучок: наутро себя чувствуешь, будто свеженький огурчик, - ни треска в черепушке, ни ломоты в висках, - и Каукалов растянул рот в довольной улыбке.
Все страхи потихоньку отступили, о Майе он уже не думал. Каукалов блаженно растянулся и захрапел. Проснулся он минут через двадцать и вновь приложился к бутылке.
В дверях раздался звонок. Каукалов потряс головой, приподнялся на тахте, почувствовал, как противный, едкий, неприятно пахнущий пот заскользил по груди вниз. Каукалов оттянул пальцами воротник рубашки, прислушался тревожно: раздастся звонок ещё раз или нет? Может, это соседка с какой-нибудь просьбой или почтальонша с очередной рекламной ерундой?
Звонок раздался снова - вкрадчивый, надсаженный от старости, долгий.
Хмель, только что круживший голову, исчез. Каукалов бесшумно соскользнул с тахты, глянул в окно.
Заснеженный двор был пуст и плохо освещен. Куртка, в которой лежал пистолет, угрюмой пятнистой собакой свернулась в кресле. Каукалов на цыпочках приблизился к ней, достал из кармана тяжелый холодный "макаров". Передернул затвор, загнал в ствол патрон.
В дверь позвонили в третий раз, а, может быть, в четвертый, или даже в пятый, Каукалов бесшумно прокрался по коридору, откинул в сторону пяточку, прикрывающую смотровой глазок, посмотрел на лестничную площадку.
Поморщился от внезапно пробившей его странной мысли: в этот глазок очень удобно стрелять с лестничной площадки. Стоит только стрелку засечь слабое движение, проблеск за непрочным стеклышком глазка, сразу можно нажимать на спусковой крючок. Сердце Каукалова остановилось от обжигающего ужаса - сейчас по нему саданут из пистолета!
На лестничной площадке стоял парень, которого Каукалов несколько раз видел вместе с низеньким, широкогрудым, похожим на краба армянином, занимающимся безопасностью структуры.
"А этому деятелю чего от меня надо? - подумал Каукалов. - Открывать, не открывать?" Если он сейчас не откроет дверь, затаится, нырнет под землю, это все равно не снимет проблемы: армянин найдет его. Завтра либо послезавтра.
- Кто? - глухо, одеревеневшим голосом - язык не повиновался ему спросил Каукалов.
- Это от Армена Григорьевича Шахбазова, - вежливо произнес Рог, впустите, пожалуйста! Мне надо кое-что срочно вам передать...
Немного помедлив, Каукалов отвел руку с пистолетом за спину и открыл дверь.
Рог сделал быстрый шаг в прихожую, безошибочно нащупал на стенке выключатель, словно бы не раз бывал в этой квартире.
- Что же ты, братан, в темноте сидишь? - Рог мигом утратил вежливость, которую демонстрировал на лестничной площадке, "вы" сменил на "ты", проворно перехватил руку, которую Каукалов держал за спиной. Сжал ее:
- Дай-ка эту дуру сюда и не балуй, братан! Я ведь тебя не убивать пришел.
Он дохнул на Каукалова мятными таблетками "тик-так", ловко вывернул пистолет из пальцев.
- Так-то лучше, - сказал, - не то ведь случайно нажмешь на спусковой крючок, прострелишь себе задницу, инвалидом станешь. - Голос у Рога был ровным, ласковым, каким-то уговаривающим, будто он имел дело с ребенком.
Поведя носом по воздуху, Рог уловил запах "Лонг Джона", осуждающе почмокал губами.
- Пить - самое последнее дело, братан. - Он ловко выколотил из "макарова" обойму, выбил из ствола патрон, затем вернул пистолет бледному, с растерянными, почти растекшимися по лицу глазами Каукалову. - Держи! усмехнулся.
Прошел в комнату, где пахло чем-то затхлым, слежавшимся, но Рог этот запах вроде бы и не заметил, заглянул в кухню, хмыкнул недоверчиво странно, что хозяин дома один, без "мамзели", - позвал Каукалова:
- Иди сюда!
Тот засунул опустошенный пистолет за ремень штанов, сгорбился, будто старик, и шаркающей походкой проследовал в комнату.
- Ну!
Рог зажег свет, достал из куртки стопку фотографий, поднес к абажуру.
- Ты эту даму знаешь?
Каукалов вытянул шею, вглядываясь в верхний снимок, шевельнул губами, захватывая воздух, и часто-часто, очень мелко, будто подбородком загонял себе в грудь гвоздь, покивал.
- Это Майка, - прошептал он хрипло. - Что с ней?
Рог задержал в груди сожалеющий вздох: лучше бы эту бабу "бригадир Минского шоссе" не знал.
- Что с ней? - повторил Каукалов.
- Ничего, - спокойно ответил Рог. - Ее убили.
- Как?
- А как убивают? Разве не знаешь? Очень просто. Свернули голову набок, будто курице, и все дела. - Рог сунул снимки в карман, поднял с кресла куртку, кинул её Каукалову. - Одевайся!
- Зачем?
- Поедешь со мной. Оставаться здесь тебе опасно.
- Случилось что-нибудь? - Губы у Каукалова сделались непослушными, твердыми, он совершенно перестал их ощущать. Говорить было трудно. - А?
Вместо ответа Рог похлопал себя пальцами по груди, где были спрятаны фотоснимки.
- А эта убитая бабель... Разве не случилось? Разве вид её убогий, растерзанный тебе ни о чем не говорит?
Каукалов покорно натянул куртку.
- Куда мы едем?
- К Армену.
- Понятно. - Каукалов облизнул языком деревянные губы. - Может, лучше кого-нибудь из ваших у меня дома поселить? - спросил он с надеждой.
- Нет. Мне приказано привезти тебя к Шаху, и я тебя к нему привезу.
- А если я... если я это... - Каукалов дернулся, голову наполнил какой-то странный далекий шум, накатывающий короткими нервными волнами.
Рог погрозил пальцем.
- Не надо. Не советую.
- Ладно. - Каукалов сник, повесил голову, пробормотал, морщась: - Это была проверка.
- Ага! Проверка! - насмешливо отозвался Рог. - Ты, братан, не дури, я не советую тебе дурить. - В прихожей Рог снял с вешалки барашковую милицейскую шапку с суконным верхом, кинул Каукалову. - Надень, а то простудишься.
Через двадцать минут они были у Шахбазова. Тот озадаченно посмотрел на Каукалова, пожевал губами и перевел взгляд на Рога:
- Значит, был знаком с той бабой?
Рог молча кивнул.
Шахбазов ткнул рукой в сторону свободного кресла - низкого, модного, вкусно попахивающего свежей кожей, - приказал Каукалову:
