— Зачем же “попавшим в беду”? — Лавров все еще держал в руке визитную карточку посетителя, в которой значилось: “Федор Н.Орехов, исполнительный директор”. — Их что, гнали с родных мест?
— Здесь они попали в беду, — с надрывом сказал Орехов. — Овны господни, сирые и гонимые!..
С той минуты, когда Орехов переступил порог дома, Лаврову не давали покоя его вкрадчивые манеры и особый стиль речи. “Овны господни…”
Конечно же перед ним был священник!
— И много в вашем обществе этих самых… сирых?
Орехов стал выкладывать на стол бумаги из портфеля.
— Вот, — бормотал он, показывая какие-то списки, — вот скольких уже облагодетельствовали.
— Деньги откуда берете?
— Пожертвования доброхотов, уважаемый господин Лавров.
Лаврову вдруг стало жалко посетителя. Этакий фанатик, одержимый идеей благотворительности.
— Вы откуда происходите, господин Орехов?
— Из одних с вами мест, уважаемый. Долго мытарствовал. Все же выбился в люди. С божьей помощью, разумеется.
— И семья у вас была… там?
— Была, — Орехов вздохнул. — Но и думать забыл о ней. — Он помолчал и вдруг сказал: — Я здесь дом купил — восемнадцать комнат.
— Куда вам столько?
— А сдаю комнатки-то!.. Дайте срок, и второй дом куплю. Дома — это верный доход. — Орехов запнулся от внезапно пришедшей мысли: — А сами не желаете?
— Нет, не желаю, — у Лаврова вдруг упало настроение. — И денег вашему обществу не дам.
— Настоятельно прошу подумать, господин Лавров. Нам ведь немного надо. Важно ваше имя в списке пожертвователей. Отказ вызовет недовольство многих важных особ…
— Нету денег. Да и некогда мне. Готовлюсь к отъезду.
— Смею спросить — куда? — Орехов переменил тон, теперь говорил резко, с вызовом. — Уж не в Россию ли собрались?
— А вот и нет. За океан уезжаю, в Америку. — Лавров встал, давая понять, что разговор окончен.
— Ладно, денег не даете, так хоть помогите одной нашей соотечественнице. Сильно занемогла, — будто спохватился Орехов.
— Кто такая?
На стол легла газета. Со снимка в центре первой страницы на Лаврова смотрела женщина в белом халате и белой шапочке. Она стояла на кафедре — вероятно, читала лекцию. Под снимком было крупно набрано: “Профессор и доктор Анна Брызгалова: “Я выбираю жизнь в свободном мире!”
Лавров сразу узнал сфотографированную, хотя расстался с ней более четверти века назад. В ту пору на вокзале, при проводах воинского эшелона, она выглядела совсем девочкой…
— Что с ней? — спросил Лавров, стараясь говорить спокойно.
— Тяжко хворает. Едва ли не при смерти. Большевики охотятся за ней и за супругом. У нее — нервное потрясение.
— Чего же ее не лечат?
— Всякого врача разве пригласишь? Вдруг станет болтать, слух дойдет и до советского посольства.
— Ну и что, если дойдет? Чепуха все это!
— Не чепуха! — строго сказал Орехов. — Свидетельствую факт, что серьезно больна Анна Максимовна.
— И где же она находится?
— В доме одного моего приятеля. — Орехов перекрестился: — Христом богом молю, спасите бедняжку от гибели!
— Джоан!
Гибсон показалась на верхней площадке лестницы.
— Мой саквояж. Он в шкафу, уже упакован. Я еду к больной.
На улице Орехов распахнул дверцу черного “плимута”. Лавров сел в кабину.
— Минуту! — сказал Орехов. — Я только позвоню: пусть знают, что мы едем.
Он вошел в телефонную будку и набрал номер.
Ответил Мерфи.
— Мы уже на улице, — сказал Орехов. — Едем к ней…
2
Мерфи придвинул аппарат и набрал номер квартиры Лаврова.
— Джоан Гибсон? — спросил он, услышав женский голос.
— Да, это я.
— В таком случае должен представиться: я Стивен…
— Поняла… Слушаю, Стивен.
— Нам надо встретиться. Я недалеко от вас. И знаю: его нет дома.
— Что ж, приходите.
Положив трубку, Джоан задумалась. Она не ждала этого звонка. Более того, никогда прежде не видела “Стивена”. Но обязана была вступить в контакт с человеком, который назовет это имя.
Несколько минут спустя Мерфи позвонил у двери и был впущен в дом.
— У профессора очень мило, — проговорил он, оказавшись в кабинете Лаврова. Затем оценивающе оглядел Джоан: — И хозяйка вполне под стать убранству.
Джоан стояла и ждала. Казалось, она никак не реагирует на слова посетителя.
— Итак, вас можно поздравить с успехом? — продолжал Мерфи тем же тоном. — Ведь вы уезжаете?
— Да…
— Что ж, все получилось предельно ловко. А как же муж-миллионер, который отправился в Париж, чтобы купить там газету, а затем поедет дальше — в Ирак или куда-то еще?
— Вот оно что! — Джоан будто прорвало. — А я все думаю: что за каналья утыкала дом “клопами”? — Сунув руку в карман халата, выбросила на крышку стола пригоршню миниатюрных микрофонов с торчащими проводами: — Глядите, сколько их было! И все — ваша работа? Последний я отыскала всего час назад — в ванной. Оказывается, вот вы какой, Стивен! Или мне уже не доверяют?
Мерфи пошевелил пальцем приборчики:
— Их разместили задолго до вашего приезда… Я контролирую Лаврова и вас. Кто-то контролирует меня… На этом держится мир, миссис Гибсон. — Он зажег сигарету. — Хотелось бы знать: дом во Флориде и полсотни обезьян — не болтовня?
— Все это будет. Спросили б меня, так я бы дворец построила этому человеку.
— Еще бы, перекупить такого ученого.
— Вы хорошо представляете, чем занимается доктор Лавров? Думаю, не очень отчетливо. А он самый что ни на есть…
— Я все знаю о нем, — перебил Мерфи. — Сколько вам обещали за его голову? Надеюсь, порядочно?
— Больше, чем заработала за всю жизнь.
— Что ж… Вы возитесь с ним столько лет! Позавидуешь вашей выдержке. Но ведь дело стоит того, а? Значит, закончите — и можно на отдых?
— Мечтаю об отдыхе.
— Зря мечтаете. И до конца еще далеко.
— Почему вы так думаете? — встревоженно спросила Гибсон. — Возникли новые обстоятельства?..
— Нет, не возникли. — Внезапно Мерфи расхохотался: — Сцена ревности, которую вы закатили ему у портрета русской девушки, — это было гениально! Вы прирожденная актриса. И дьявольски терпеливы — убить на старичка столько лет!
