— Это русский язык, сэр. А я не владею им.
— Как же вы узнали про женщину и про то, что записка адресована мне?
— Выслушайте до конца, и вы все поймете. Я возвращался домой с покупками, когда в здании на противоположной стороне улицы послышались крики и шум свалки. Распахнулась дверь, выбежали люди, стали палить друг в друга. Конечно, я кинулся наутек, чтобы не схлопотать случайную пулю. И вот в подворотню, где я затаился за грудой пустых ящиков, приковылял человек. Он истекал кровью. Я выхватил платок, прижал к ране на его груди. “Поздно, — прошептал раненый, — мне уже не помочь”. Из его отрывочных слов я узнал, что в прошлом он военный летчик, а теперь — пенсионер. Он хотел сунуть руку во внутренний карман пиджака, но не смог — уже не оставалось сил. Попросил об этом меня. И вот я достаю из его кармана сложенный вчетверо и порядком измятый листок. Это и была записка. “Я отнял ее у негодяев, — сказал умирающий. — Если вы честный человек, передайте записку по назначению”. — “Кому же?” — спросил я. Тогда-то он и назвал русское посольство…
Надо ли говорить, что я поспешил туда, откуда звонил мой собеседник!
Он оказался на месте. К тому времени человек, передавший ему записку, уже умер, и его увезли в морг.
В записке было лишь несколько фраз. Автор ее, известный ученый и медик, русский по происхождению, уведомлял посольство, что Анна Брызгалова находится у него в доме, что она в опасности и ее следует немедленно забрать.
Нужный мне дом был совсем рядом. Возле подъезда суетился уборщик — посыпал песком лужи крови на тротуаре и мостовой. Тут же стояла консьержка — всхлипывала и что-то бормотала. Я понял, что это свидетельница происшествия. Мне удалось разговорить ее.
Часа полтора назад, рассказала она, с улицы вошел в подъезд жилец верхнего этажа, отставной военный. С ним был спутник — хорошо одетый мужчина средних лет, которого консьержка раньше не встречала. Вызвали лифт. Мартин, таково имя жильца, славный человек — внимательный и вежливый. Однако частенько выпивает, иной раз приглашает к себе приятелей, таких же любителей спиртного, как и он сам. Консьержка решила: вот и сегодня Мартин явился в компании с очередным собутыльником.
Однако она заметила, что лифт остановился на третьем этаже, тогда как квартира Мартина — на шестом. А на третьем живет русский профессор — его квартира занимает весь этаж. Таким образом, Мартин и его спутник направлялись к профессору. Придя к этому выводу, консьержка успокоилась: Мартин и ученый давние приятели, хотя она не может взять в толк, что же связывает столь различных людей…
Вскоре в подъезде появился еще один мужчина. Днем он уже приходил и спрашивал, дома ли профессор. Консьержке этот человек не был знаком, и она заметила, что профессор не принимает больных, если предварительно не условился по телефону. Вместо ответа мужчина сунул ей под нос полицейский жетон, вызвал лифт и тоже поднялся на третий этаж. В тот раз полицейский чин пробыл в квартире Лаврова недолго — минут десять. И вот теперь явился с повторным визитом. Он очень спешил — то и дело нажимал кнопку вызова лифта, хотя светился сигнал, что лифт занят.
Послышались голоса. Консьержка определила, что это на том же третьем этаже. “Спешите, — сказала она полицейскому, когда донесся стук отворяемой двери лифта, — спешите, если хотите застать профессора. Судя по всему, он уезжает”.
Полицейский кинулся вверх по лестнице. Он миновал второй этаж, когда захлопнулась дверь лифта и кабина стала спускаться.
Тут же по ступеням застучали башмаки полицейского. Теперь он торопился вниз.
Между тем лифт спустился, дверца его отворилась. Никогда еще не видела консьержка профессора таким возбужденным. Он буквально вытолкнул из кабины женщину, закутанную в пальто. “Скорее, — кричал он, — скорее в автомобиль!”
Следом за профессором из лифта выскочили двое — Мартин и его гость. Тут их настиг полицейский, что-то закричал, выхватил револьвер и выстрелил вверх.
При звуке выстрела консьержка потеряла сознание, а когда очнулась — увидела, что в вестибюле она одна. Под потолком плавали клубы порохового дыма. Она закашлялась и толкнула входную дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Вот что представилось ее глазам на улице.
Возле подъезда лежал, разбросав руки, тот самый полицейский чин. Он был мертв. Чуть поодаль привалился к стене профессор — двумя руками зажимал рану в боку, из которой текла кровь. К дому спешили какие-то люди. Через улицу бежал полисмен — он свистел и показывал на конец квартала, где виднелись два автомобиля, быстро удалявшиеся, будто один преследовал другой. Несколько секунд спустя они исчезли за поворотом.
В тот же день мне удалось установить госпиталь, куда увезли профессора Лаврова. К раненому меня не пустили. Он был в критическом состоянии. Врачи сказали: пуля повредила важные внутренние органы и нервные узлы. Медики загородили вход в операционную даже представителям власти — я был свидетелем перепалки врачей с полицией.
На меня не обращали внимания, и я мог наблюдать за происходящим. Неподалеку находилась молодая женщина в берете и плаще. Она не спускала глаз с дверей в операционную.
Глубокой ночью из операционной вышел пожилой человек в халате и шапочке. Затворив за собой дверь, поглядел на меня.
— Мне сказали, здесь ждет представитель русского посольства. Это вы? Так вот, профессор Лавров умирает. Ни о какой встрече с ним нельзя и думать.
Увидев, что я остался на месте, врач пожал плечами и направился к женщине в берете.
— Он дважды звал особу по имени Джоан Гибсон. Если это вы, можете пройти к нему.
Женщина побежала в операционную.
Обращаясь к женщине, врач сказал “Джоан Гибсон”. Я вспомнил — это же имя назвала и консьержка: “Богатая госпожа, живет где-то за границей, время от времени приезжает к профессору”.
Гибсон пробыла в операционной недолго. Вышла оттуда сгорбленная, прижимая к глазам платок. За ней появился врач, потом — медицинская сестра. Эта последняя осталась у выхода — отворяла вторую створку двери.
Санитарка прикатила носилки на колесах.
Я вышел на улицу, сел в автомобиль и уже включил двигатель, когда кто-то постучал в боковое стекло. Это была та самая женщина в берете.
— Я должна кое-что передать вам, — сказала она.
Приоткрыв дверь, я движением головы показал, что здесь, на улице, это невозможно. Она повернулась и пошла прочь. В зеркало заднего вида отчетливо просматривалась одинокая маленькая фигурка на пустынной в этот час улице.
Машина тронулась. В тот же миг откуда-то появились двое мужчин — подошли к Гибсон, взяли ее под руки. Из-за угла выскочил автомобиль с уже распахнутой дверцей. Женщину втолкнули в машину и увезли.
Ставя автомобиль в гараж, я обнаружил пакет. Плоский серый пакет лежал на полу кабины, почти под самой педалью сцепления. Гибсон поняла: официально аккредитованный дипломат не мог принимать корреспонденцию на улице, из рук незнакомого ему человека. Вот она и подбросила пакет в машину.
