— Нанести ей новый визит.
— Прямо сейчас, ночью?
— Почему бы и нет?
…Когда Лашке и Ловетти вошли в комнату, Брызгалова в халате и домашних туфлях стояла перед кроватью и терла пальцем заспанные глаза.
— Спите и не выключаете свет, — сказал Лашке. — Как это понять? Мы потому и рискнули войти, что увидели свет в вашей комнате. — Он понюхал воздух: — Ого, накурено, как в баре!
— А нам не спалось, — Ловетти улыбнулся Брызгаловой. — Решили прогуляться, глотнуть воздуха, видим — свет в вашем окне. Вот и вновь потревожили вас…
— Зачем? Принесли очередную порцию газет? Думаю, хватит и одной.
— Но ведь окно было освещено. — Ловетти увидел на столе развернутый экземпляр “Известий”, быстро посмотрел на Лашке. Тот самый номер, говорил этот взгляд.
Брызгалова поняла его по-своему. Противники вернулись потому, что замыслили что-то новое. Но что именно?
— Ну, — сказал Лашке, — как все-таки дальше поведем дело? На чем порешим? — и он протянул руку к столу.
“Что встревожило противников, пришедших сюда снова посреди ночи?” — лихорадочно размышляла женщина.
Но Лашке задержал руку. Быть может, заметил, как напряглась хозяйка комнаты.
— Синьора, — сказал итальянец, — вижу, вы нашли время ознакомиться с советской прессой. Каковы впечатления?
— Поначалу думала, что газеты фальшивые…
— Думаете так и теперь?
— Вы в самом деле ездили в Россию?
— Синьора!
— Были в разных городах?
— Вам это уже известно: в Москве, и только в ней.
— Ну хорошо… Что я должна делать?
— Что делать? — переспросил Ловетти. — Начнем с того, что вы немедленно переселитесь из этой дыры в приличное жилище. Синьор Лашке предоставит вам виллу. У вас будет своя лаборатория, штат…
— Все это — при одном условии… Стойте! — крикнула Брызгалова, увидев, что Лашке взял со стола газету с хроникой и стал ее складывать. — Обещайте, что мне не будут приносить советские газеты.
— О, синьора!
— Никогда, слышите вы? Даже если в них напечатают хронику, противоположную нынешней.
— Клянусь вам!
— Где газета с заметкой?
— Она у меня, — Лашке помахал номером “Известий”.
— Сожгите ее.
— Это еще зачем?
— Сожгите! — Брызгалова притопнула ногой. — Немедленно!
— Хорошо, хорошо, — Ловетти взял газету у Лашке. — Можете не беспокоиться, больше вы ее не увидите.
— Сожгите теперь же! При мне!
— На вашем месте я не стал бы торопиться, — Лашке тронул Ловетти за рукав.
Тот досадливо дернул плечом, взял со стола зажигалку. Газета вспыхнула.
— Дайте мне сигарету, — сказала Брызгалова, обращаясь к Лашке. — Возьмите и себе. Окажите честь, покурите со мной. Глядите, пропадает такой славный огонь.
Она прикурила от номера с фальшивкой. То же сделал и Лашке.
Газета догорала. Ловетти выпустил ее из пальцев. Бумага стала парашютировать к полу, разбрасывая пепел и сажу. Еще несколько секунд, и все было кончено.
— Кому из древних принадлежит фраза: “Сжег корабли”? — спросил Ловетти улыбаясь.
Никто не отозвался. Брызгалова размышляла над тем, как выпроводить ночных визитеров, чтобы моряк мог покинуть свое убежище. Что касается Лашке, то он угрюмо курил, делая затяжку за затяжкой.
— Итак, синьора сожгла газету и тем самым поставила точку в нашем диалоге. Можем мы так считать?
— Можете, — Брызгалова устало улыбнулась. — Можете, синьор. Но только ради всего святого — оставьте меня одну. Я хочу спать.
— А как же вилла? Мы проводим вас туда.
— Не сейчас. Я еще посмотрю, что это за новое жилье. Оно должно понравиться.
— Мы сделаем все, чтобы понравилось!
— Очень хорошо, — Брызгалова откровенно зевнула.
— До завтра! — Ловетти повернулся к двери.
Выйдя из дома, он взял под руку Лотара Лашке:
— Как вам все показалось?
— Не знаю, что и думать…
— Но ведь мы добились чего хотели.
— Слишком уж быстро… Бьюсь с ней более полугода. А вы только приехали, и вот — она поднесла себя как на блюде.
— Так уж и на блюде! — Ловетти был уязвлен. — Просто я сразу взял верный тон. Женщины куда более чутки, чем мы, мужчины. Нет, это в самом деле выглядело эффектно: в высоко поднятой руке я держу пылающую русскую газету!
— Десятью минутами раньше, когда я взял этот номер “Известий”, женщина занервничала. У нее даже губы скривились от напряжения. Интересно, почему это она так разволновалась?
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Луиза вернулась не через неделю, как предполагала, а спустя пятнадцать дней.
“Лендровер” вынырнул из-за кустов на опушке сельвы и остановился возле спуска в котловину, на дне которой раскинулся город. Луиза выключила двигатель, обернулась к спутникам:
— Вот и все. Пришло время расстаться. Сказать по чести, мне жаль.
Чако засопел и вылез из машины. Коротконогий крепыш с массивной головой, которая, казалось, росла прямо из плеч, весь слепленный из мускулов, он стоял и ждал товарища. Узкоплечий и высокий Лино с трудом вытаскивал из автомобиля голенастые, как у журавля, ноги.
— Луиза, — сказал Чако, — нам еще больше жаль оставлять тебя.
— Мы навестим тебя, как только появится возможность, — Лино выбрался наконец из “лендровера”.
Девушка тоже вышла из машины.
— Посидим. — Она достала сигареты. — Покурим на прощание. В одной стране есть хороший обычай — молча посидеть перед расставанием.
— В какой стране? — спросил Чако.
— Не помню… — у Луизы вдруг ком подкатил к горлу. — Но все равно это хороший обычай…
Все трое зажгли сигареты и выкурили их в молчании.
— Ну, пора расходиться, — Луиза встала. — Совсем стемнело, как будете пробираться одни?
Парни рассмеялись: сельву они знали как свой дом. В сущности, она и была для них домом.
— Можете поцеловать меня на прощание, — вдруг сказала Луиза. — Кто первый?
Чако вытер губы тыльной стороной ладони и звонко чмокнул девушку в щеку. Обернувшись к Лино, ткнул его кулаком в бок:
— Твоя очередь, счастливец!
— Счастливец? — спросила Луиза. — Это почему?
