4
Хосеба согласилась подбросить до города Луизу и ее спутников. Коржов стал разбирать палатку. Ловетти и Лашке помогали укладывать багаж в вездеход.
— Что это? — Лашке показал на металлический ящик со шкалами и рычажками, укрепленный между сиденьями автомобиля.
— Рация, — сказал Коржов. — Приемно-передающая станция.
— Радио? — закричал Ловетти. — Чего же вы молчали?
— Как это — молчал? Вы спросили, я ответил. Мой шеф настоял, чтобы мы взяли с собой передатчик — мало ли что может случиться в сельве.
— И он исправен? — не унимался Ловетти.
— Перед поездкой я сам произвел проверку.
— Включите!
Коржов щелкнул тумблером. Осветились индикаторные лампочки настройки. Лашке и Ловетти переглянулись.
— А… можно ею воспользоваться? — спросил Лашке.
— Конечно. Но куда вы собираетесь радировать?
— У нас тоже был передатчик. Мы взяли его в дорогу с теми же целями, что и вы. Я коммерсант, не могу жить без информации с фондовых бирж, которая идет потоком и ежечасно меняется. Вы понимаете меня?
— Очень хорошо понимаю.
— И мы можем воспользоваться рацией прямо сейчас?
— Я уже сказал, что можете.
— Так я возьму ее и отойду в сторонку, чтобы никому не мешать.
Лашке отнес передатчик к группе деревьев на другом конце откоса. Ловетти попросил сигарету. Прикуривая, дружески подмигнул Коржову:
— Тайны!.. Каждый коммерсант обвешан ими, как собака клещами. Бизнесмены такие чудаки!
— А чем занимаетесь вы?
— Перед вами представитель самой неблагодарной профессии. Я зоолог и ботаник. Попросту говоря, вечный бродяга и искатель.
— Что же вы разыскиваете в эту поездку? — Коржов улыбнулся Хосебе, которая приблизилась к беседующим.
— В данном случае меня интересует некий сорняк.
— Сорняк? — переспросил Коржов. — А с какой целью? Сорняки, я знаю, выпалывают, топчут, сжигают. И уж, во всяком случае, их не разыскивают.
— О, это необыкновенный сорняк. Иной раз его годами не обнаружишь, обшарь хоть весь лес. Но вдруг появляется и набрасывается на культурные растения, обвивает их и душит. Приходилось вам слышать о дереве сепадилья?
Коржов пожал плечами.
— Я знаю сепадилью, — сказала Хосеба.
Ловетти старательно изобразил удивление, даже всплеснул руками.
— Ну-ка, рассказывайте подробно! — потребовал он.
— А чего рассказывать? У нас целая плантация таких деревьев. Ведь мы чиклеро.
— Вон какие дела! — возбужденно воскликнул Ловетти. — Тогда вам должен быть знаком и этот сорняк! — и он быстро нарисовал растение с толстым мохнатым стеблем и острыми, как пики, листьями. — Сорняк быстро растет, обвивает ствол дерева, и тогда оно чахнет и погибает. Причем по вкусу ему главным образом сепадилья.
— Я знаю этот сорняк, — сказала Хосеба, взглянув на рисунок. — Верно, он появляется очень редко. Слава создателю, на Синем озере его нет. Но я насмотрелась на эту дрянь в прошлые годы. Недобрая слава идет об этом сорняке по всей сельве. Индейцы считают его колдовским корнем. Он задушил нашу первую плантацию. Это недалеко от здешних мест — всего в пятнадцати милях. Но зачем вам сорняк?
— Вашему другу Павлито я уже объяснил, что являюсь ботаником. Представляете, что это за профессия?
— Представляю. Но сорняки, сожрав деревья, сами вскоре погибают. Так что там сейчас пустота, одни корни торчат из-под земли.
— Корни? Это то, что мне надо! Именно корни, а не стебли или листья. Пожалуйста, нарисуйте план местности, чтобы я мог найти заброшенную плантацию.
Хосеба достала блокнот, положила его на капот автомобиля и старательно, словно прилежная школьница, принялась за работу.
— Вот, — сказала она. — Я не художница, но, думаю, кое-что разобрать можно. Смотрите, вот река, берег, где находимся мы с вами…
— Я все понял. — Ловетти нетерпеливо вырвал лист из блокнота, сложил бумагу, бережно спрятал в карман. — И много там этих… корней?
— Плантация была большая — около пятисот деревьев. Так что прикиньте сами…
5
В эти минуты Лашке вел радиоразговор. Передатчик он установил в полусотне шагов от лагеря, так что мог не опасаться, что его подслушают.
Он вернулся с передатчиком, когда Коржов уложил в автомобиль почти все имущество.
— Полный успех, Павлито. У вас отличный аппарат. Даже я, очень слабый радист, быстро во всем разобрался. Передатчик тоже советский? Ну-ну, пошутил! Путешествие по сельве — хорошая реклама для русских джипов, не так ли?
— Вообще, хорошая. Но она уже не нужна — распроданы почти все автомобили… Давайте продолжим разговор в пути. Сейчас я разверну машину, и мы отправимся.
— Это уже не требуется. Сеньорита Луиза, мой коллега и сам я — мы благодарны за готовность оказать помощь. Но за нами приедут.
— Кто же?
— Приедут… — Лашке переглянулся с Ловетти, дружески обнял Луизу. — Еще раз спасибо. Вы сделали для нас достаточно много. Продолжайте поездку. Впрочем, оставьте немного еды и пачку сигарет.
Коржов с готовностью сунул руку в нишу передней панели автомобиля.
— Увы, московские сигареты на исходе, — он изобразил огорчение. — Остались только “Кэмел” и “Марлборо”. Возьмете или будете терпеть?
— Очень жаль, — в тон ему ответил Лашке. — Я так привык к вашим сырым сигаретам. Но надо же что-то курить. Давайте эту американскую дрянь!
Все засмеялись, и громче других Коржов. Лотару Лашке были переданы две пачки “Кэмела” и коробок спичек.
— А это от меня, — Хосеба, возившаяся у заднего сиденья автомобиля, протянула Луизе сверток. — Банка апельсинового сока и пирожные.
— Пирожные? — пробормотал Ловетти. — Что за чертовщина! Откуда они взялись?
— В городе открылась новая кондитерская, — пояснила Хосеба. — Я купила четыре коробки пирожных. Первую сразу уничтожил Павлито… Нет-нет, шучу, почти все слопала я сама, он только помогал. Вторая коробка, в которой сухие пирожные, должна доехать до Синего озера — подарок отцу и братьям. Остаются еще две. Одну из них дарю Луизе. Сигареты — мужчинам, пирожные — ей.
6
Они дружно махали рукой вслед джипу, петлявшему по каменистому берегу реки. Машина объезжала нагромождения скал и деревья, подпрыгивала, кренилась с борта на борт, как лодка в шторм, и постепенно удалялась.
— Вот и все, — сказал Лашке, когда джип скрылся из виду. — Мы снова одни.
— Кто за нами приедет? — спросила Луиза. — Кто и когда?