— Пока нет.
— Тогда хорошо. Возникла мысль о любопытной комбинации. Вот смотрите, как все может получиться…
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА
1
В спортивном центре СД окна были распахнуты, под высоким сводчатым потолком крутился большой вентилятор. И все же двум мужчинам, возившимся на борцовском ковре, было жарко: обнаженные торсы спортсменов лоснились от пота, лица раскраснелись.
— Снова не так, — крикнул Энрико, когда Гейдрих, сделав неудачную попытку бросить партнера через себя, сам оказался на земле. — Падая, округлите спину. Нужен перекат, чтобы вы успели вскочить на ноги и ринуться на врага, прежде чем он очнется после броска. Вот, смотрите!
Он показал, как выполнить прием.
Гейдрих примерился и так швырнул Энрико, что тот упал на ковер в нескольких шагах от «противника».
— Это ближе к истине, — сказал Энрико. — Должен заметить, вы быстро все схватываете, группенфюрер. Чувствуется хорошая гимнастическая школа… Но пока мы постигли самое легкое.
— Насколько мне известно, каратэ — главным образом удары, а не броски.
— Верно. И я предупредил, что удары знаю значительно хуже. Вам надо бы подыскать настоящего специалиста.
— Покажите, что знаете.
— Арсенал ударов самый разнообразный: головой, ребром ладони, кулаком, локтем, даже пальцами. И разумеется, ногами. Основной принцип — резкость и точность, но не сила.
— Покажите такой удар.
Энрико прошел в угол зала и вернулся с круглой гимнастической палкой. Попросил, чтобы Гейдрих подержал ее горизонтально за концы.
Короткий взмах руки — и ребром ладони Энрико перерубил палку. Ее обломки не дрогнули в кулаках у Гейдриха.
— Здорово! Я смогу так?
Энрико покачал головой.
— Дайте-ка вашу руку, — сказал Гейдрих.
Ладонь Энрико выглядела как обычно. На ней не было даже красноты.
— Надо тренировать ладонь, чтобы затвердела?
— Такие упражнения полезны. Но не это главное. Важна резкость удара, умение расслабить мышцы… Однажды я прочитал: если вложить в ружье сильный заряд и выстрелить стеариновой свечой, она пробьет доску. Вот объяснение, почему мастера каратэ легко разбивают кирпич, даже два кирпича!
— Кулаком?
— Кулаком или ребром ладони.
— Ловко, — пробормотал Гейдрих. — А удары по противнику?.. Все равно куда бить?
— Нет. На теле человека есть особо чувствительные точки. Одна у основания носа, другая под грудной костью — там сплетение нервов… Таких точек много, я покажу их. Но на сегодня хватит.
Они приняли душ, оделись.
На улице Гейдриха ждал спортивный «хорх». Неподалеку стоял синий «опель», принадлежавший Энрико.
— Мне говорили, вы водите самолет? — спросил Гейдрих, скользнув взглядом по маленькому автомобилю своего тренера.
— Да, у меня был самолет, гоночные автомобили. Но все это в прошлом… Скорее бы закончилась война!
— Думаю, вам недолго осталось ждать.
— Тем сильнее тревога за судьбу Эстер.
— У нее все в порядке.
— По мере изучения русского языка я проникаюсь все большим беспокойством… Ваши противники — опасные люди. Бог знает, что они могут натворить, когда убедятся, что проиграли войну. А Эстер в самом трудном месте: сидеть на бочке с бензином не многим лучше, чем на бочке с порохом… Она играет со смертью, а я тренируюсь в спортивном зале! У меня в стране не принято, чтобы мужчина отсиживался за спиной жены.
— Хотели бы отправиться к ней? — Гейдрих проговорил это как бы между прочим. Он даже не посмотрел на собеседника.
— Хочу, чтобы ее вернули мне. Сегодня я прочитал в газетах: Ленинград обложен, вот-вот падет Москва. Если так, то Россия дышит на ладан. Зачем же задерживать там Эстер? Мое самое большое желание — заполучить супругу целой и невредимой, вернуться с ней в Южную Америку. Ведь мы и там можем быть полезны немецким друзьям…
Гейдрих промолчал.
Еще несколько минут назад он был вполне доволен своим спортивным наставником. Тот выглядел светским человеком, умным и приятным собеседником. К тому же отлично тренирован, по-юношески резок и быстр, хотя далеко не молод. Даже мелькнула мысль — при случае позвать его к себе домой, познакомить с женой. Она тоже интересовалась приемами каратэ.
Теперь же Гейдрих вдруг почувствовал, что все это ушло и возникло новое чувство — неприязнь. Его стал раздражать этот человек. Мало того, что слишком уж он аполитичен и независим в суждениях, еще и подчеркивает эти качества своего характера. Похоже на браваду. Или на игру. Но зачем она, эта игра?..
2
Энрико ехал домой. Как ни важна была состоявшаяся встреча — выход на самого руководителя РСХА, — сейчас его мысли были о другом: менее чем через два часа предстояло свидание с Кузьмичом!
О том, что Кузьмич здесь, в Берлине, он узнал сегодня утром, когда, выйдя из дома, осмотрел свой автомобиль. На переднем правом колесе «опеля» он обнаружил бумажку. Крохотная бумажка была прилеплена комком грязи к шине — под самым крылом, чтобы не достал дождь. Это и была «визитная карточка» Кузьмича: на обрывке газеты он сообщал о времени и месте встречи.
Энрико не видел его больше года. Почти пять месяцев не имел вестей от Саши — лишь однажды, вскоре после того как она была заброшена на Родину, его отыскал Дробиш и передал, что у Саши все благополучно. На этом связь с Дробишем прервалась. Что с ним случилось, Энрико не знал: ему было запрещено появляться в районе замка Вальдхоф. Встречи могли состояться лишь по инициативе Дробиша.
Он прибавил скорость. Надо было успеть переодеться, обдумать все то, что он должен сообщить Кузьмичу, ничего не забыть — ведь встреча будет такой короткой!
…В назначенное время он приехал на тихую восточную окраину города. Поставив машину, прошел несколько сот метров и оказался перед входом в пивную. На вывеске заведения красовалась свиная голова, обрамленная кружками с пышными султанами пены. Железная винтовая лестница вела вниз — пивная была расположена в глубоком подвале.
Войдя в зал, он не сразу увидел Кузьмича — его заслонил кельнер, принимавший заказ. Но вот кельнер отошел, Кузьмич приветливо поднял руку. Они поздоровались, старик потрепал Энрико по щеке, пригласил сесть. Это выглядело вполне естественно. Для многих берлинцев пивные заменяют клубы, здесь собираются приятели, чтобы обменяться новостями, скоротать время за кружкой пива… Вот и сейчас встретились два дружка, по виду — конторщики средней руки.
Кельнер принес Кузьмичу пиво и тарелку с вареными свиными ножками.
— Мне тоже. — Энрико передал служителю продуктовую карточку. Тот ловко вырезал мясные талоны и удалился.
