К вечеру с разъезда пришло пополнение – взвод низкорослых, коренастых бойцов, одетых в телогрейки, под командованием сержанта. Бойцы с любопытством крутили по сторонам головами, поблескивали черными узкими углями раскосых глаз, о чем-то переговаривались на непонятном языке. Командовал ими сержант. Ростом он значительно выделялся среди своих соплеменников. Сержант был таким же раскосым и скуластым, но по-русски говорил без акцента. Когда он увидел подходившего к строю старшего лейтенанта, сразу, по походке, догадался, что это командир, и подал команду: «Смирно!» Бойцы замерли, выровняв в плотной шеренге свои скуластые плоские лица.
Оказавшиеся рядом тульские односельчане старшина Звягин и бронебойщик Колышкин в изумлении стояли возле штакетника, позабыв о своих самокрутках, которые даром догорали в их черных от пороха и ружейной смазки пальцах.
– Ну и пополнение, – кивнул головой Колышкин, – пчелами, что ль, покусанные?
– Нет, Вань, это нация такая. Монголы. Монголов пригнали. Помнишь, возчик в сельпе был, Николаем звали? Из таких же.
– Вот тебе их и дадут, в твоем взводе самые большие потери. Как на гармони сыграть – твои, Никанорыч!
– Помилуй бог. Они ж русского языка не знают. Гыр-гыр… Слышишь, как разговаривают? Как ими командовать?
В гриву-душу, выругался про себя Мотовилов, поминая недобрым словом и командира полка, и штаб дивизии, и все вышестоящие штабы. Ну оставили бы их, этих, где-нибудь в тылу, при конюшнях или еще где, а сюда бы обыкновенную маршевую прислали. А нет маршевой, так из госпиталя, выздоравливающих. Хоть бы человек двадцать пять…
– Это кто? – не дослушав доклад сержанта, выкрикнул Мотовилов. Внутри у него все ходило ходуном, как на пружинах. Ни одна мысль не могла собраться и оформиться в законченную фразу. Такое с ним случалось только в бою, когда приходилось подниматься вместе с бойцами.
– Стрелковый взвод отдельной маршевой роты. Направлен в ваше распоряжение. – Сержант, растерянный, мгновенно побледневший, начал повторять свой рапорт осевшим голосом. – Старший команды сержант Кульбертинов.
– Кто, я спрашиваю? Вы… Кто?!
– Мы, товарищ старший лейтенант, из Якутии. Якуты. – Сержант Кульбертинов стоял перед Мотовиловым, плотно придавив к ноге винтовку с примкнутым штыком. Губы его тряслись от обиды и несправедливости, которую неожиданно обрушил на них командир роты.
– Кто?!
– Ураанхай сахалар, – произнес сержант Кульбертинов. – Якуты, товарищ старший лейтенант. Очень хорошие стрелки.
– Стрелки? – Мотовилов круто развернулся на каблуках, поискал что-то в пространстве. – Стрелки, говоришь… А по-русски твои стрелки разумеют? А? Или мне их надо еще языку учить? Под носом у немцев!
– Язык знают не все, товарищ старший лейтенант, а стрелки все как один хорошие.
– Вон, видишь, стожок? – Мотовилов начал приходить в себя. Он огляделся и указал в поле. – Шесток вверху видишь?
– Вижу.
– Стреляй.
Сержант вскинул винтовку, оглянулся на своих земляков и, недолго целясь, выстрелил. Верхняя часть шестка так и отскочила в сторону.
– Видал? Охотник! Кто-нибудь еще так может?
– Все так могут, товарищ старший лейтенант.
– Любого, говоришь? Вот вы, товарищ боец.
Сержант Кульбертинов продублировал приказ по-якутски.
Боец вышел из строя и сказал:
– Пуля жалко. Немец жди.
– Давай-давай, сынок, покажи, что умеешь. А на немцев у нас патронов хватит.
Боец вскинул винтовку, выстрелил. Пуля сбила самую верхушку шестка. Было хорошо видно, как полетели белые щепки.
Строй одобрительно загудел, лица засияли улыбками.
– Вижу, хорошие стрелки. Только надо помнить вот что: здесь не тайга и не охота, а передовая, и стрелять надо не в зверя, а в человека. Смогут твои охотники, сержант, стрелять в человека?
– Будут стрелять. Только им каждый раз об этом говорить надо. Приказ отдавать.
– Под пулями вам надо полежать, вот что. Тогда быстро поймете, что немца бить надо без напоминания.
– Им надо приказ. Они его исполнят.
Мотовилов выслушал сержанта, еще раз посмотрел в поле, на стожок, и покачал головой. Подумал: ладно, в гриву-душу, хоть какое, а все же – пополнение. Значит, не забыли они нас.
– Вот что, Кульбертинов, давай список взвода. Разлучать вас не стану. Но командира взвода назначу своего. А ты будешь его заместителем. Веди своих братьев на кухню.
Так в Третьей роте появился четвертый, сверхштатный взвод. Командиром якутам Мотовилов назначил младшего лейтенанта Старцева.
По тому, как гремело справа и слева, старший лейтенант Мотовилов делал следующие выводы: армия, может, две, а может, три и более дивизий, встала в оборону, противник остановлен и теперь прощупывает слабые места по всему фронту. Бросает в дело до батальона с бронетехникой и, если ничего не выходит, отскакивает и затем, делая частную перегруппировку, снова бодает оборону армии. Но где полк? Почему он до сих пор не подошел? А может, полка как такового, как цельной тактической единицы, уже и вправду нет? Раздергали полк на отдельные роты, батальоны и полубатальоны, заставили ими вот такие же большаки и проселки, шоссе и полустанки, чтобы не дать немцам вольным потоком растекаться на восток, к Москве. И бьются теперь эти немногочисленные отряды заграждения, выдыхаются в отчаянных схватках в ожидании подхода основных сил. В таких обстоятельствах судьба его Третьей роты выглядела совсем незавидной. А чего ты ожидал, бывший полковник, а теперь старший лейтенант Мотовилов, говорил он сам себе, чтобы хоть как-то примириться с обстоятельствами. Пополнение тебе какое-никакое прислали, патронов и гранат на разъезде бери сколько хочешь, полком истребителей-противотанкистов усилили, залп дивизиона «катюш» по твоей заявке произвели. Вот и сиди в окопах, укрепляй оборону, совершенствуй систему ходов сообщения, блиндажей. Думай, как дальше держаться. Не забывай при всем при том о партийно-политической работе. На последней мысли, пришедшей в его голову совершенно неожиданно, Мотовилов чуть не поперхнулся. Пусть об этом у Бурмана голова болит, подумал он. И заныло в груди вот о чем: оборона-то обороной, и она, конечно же, укрепляется с каждым часом, противник отбит и теперь какое-то время ему не до них, но по тылам ходит группа, а может, и не одна, «древесных лягушек». Еще по летним боям и рассказам полковых разведчиков Мотовилов знал, что так немцы экипируют не простую разведку. И повадки у них другие. Тела убитых в лесу «древесных лягушек» по его приказу в расположение привез старшина Ткаченко. По одежде, экипировке и тому, что при них было обнаружено, Мотовилов сделал однозначный вывод, что это диверсанты. Через штабную рацию артполка связался с военным комендантом Серпухова, сообщил о том, что произошло в ближнем тылу вверенного ему боевого участка, об убитых и о том, что при них обнаружена взрывчатка, пистолеты с глушителями и три пачки советских тридцаток в банковской упаковке, в рюкзаках комплект красноармейской одежды, советские папиросы и спички, бланки командировочных удостоверений.
