– А кто же ты?
– Студент.
– Студент?
– Да, да. Университет. Дюссельдорф.
– Сашка вон тоже студент. Сейчас бы уже агрономом был. И я бы в своих Нелюбичах хлеб да лен сеял. Да бабами управлял. Бабы у нас в деревне хорошие. И работящие, так, по женской части… Не хужей медички Сашкиной. И как такую на фронт допустили? Попади она в мою роту, – мечтательно произнес Нелюбин, – она бы в одну неделю дисциплину разложила. Правильно ты ее назвал – оленуха. Мои бы олени уже давно бы роги заломили.
О женщинах Бальк тоже ничего толком не понял. Только когда иван взглянул на него хитрым глазом и подмигнул, он кое о чем все же догадался.
Подошли к костру. Возле него грелись солдаты, одетые кто во что горазд: в полушубки, в шинели, поверх которых болтались балахонистые камуфляжные накидки-халаты, в короткополые стеганые телогрейки. Вооружены тоже пестро. Кто с винтовкой, кто с автоматом. Пулеметчиков Бальк сразу определил, те стояли без оружия. Их пулеметы с длинными раструбами и широкими дисками стояли на сошках рядом.
– Чебак! – окликнул Нелюбин молодого бойца, сидевшего рядом с костром с винтовкой на коленях. – Проводи ганса к своим.
– Так мне сказали больше не приходить, – живо ответил Чебак, вытягиваясь перед ротным с винтовкой у ноги. – Из-за этого обмороженного доходяги жизнью рисковать…
– В овраг его, – послышалось из темноты, где в ворохе лапника отдыхал первый взвод.
– Пиманов, проследи, чтобы все было исполнено. Немца отвести. Самому к костру не подходить. На угощение в виде сигарет и прочего не напрашиваться. Понятно? Исполняйте.
Чебак развернул Балька в сторону леса и толкнул в спину прикладом винтовки. Бальк с ужасом оглянулся на Нелюбина и прохрипел:
– Герр оффицир!..
Нелюбин махнул рукой:
– Не бойся, фриц, не расстреливать тебя ведут. К своим. К камерадам. Туда. – И Нелюбин указал в сторону соседнего костра, ярким оранжевым шаром колыхавшимся в березняке на другой стороне поля. – Там – твои. Дойче зольдатен. Домой. Нах хауз. Ферштеен? Только больше не попадайся. Чебак, дай-ка мне твою винтовку. – И Нелюбин взял из рук Чебака винтовку и передал ее сержанту Пиманову. – Вот так-то тебе легче будет приказание командира исполнить. А гранату твою я себе на память оставляю. Не забывай об этом.
До рассвета батальон капитана Солодовникова отошел на несколько километров назад. Сомкнул правый фланг со вторым стрелковым батальоном и начал усиленно долбить мерзлую землю всем, что имелось под рукой. Артиллеристы устанавливали свои пушчонки, вырубали деревья и кустарники, расчищая перед собой секторы для ведения огня в сторону большака, расширяли тропы для беспрепятственного выдвижения на запасные позиции.
Старшина Гиршман привез горячую кашу. С закиданных снегом саней сгружал прямо под сосны ящики с патронами и гранатами.
Среди бойцов, помогавших старшине, Воронцов увидел и Колобаева. Колобаев перетащил под сосны последние цинки с автоматными патронами и кинулся к Воронцову:
– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! Разрешите во взвод вернуться?
– Что, Колобаев, отпустило?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, отпустило.
– Добивать уже побитых – дело, Колобаев, не солдатское. Вот сейчас он пойдет в контратаку. Возможно, танки пустит. А ты его останови. Идите и доложите лейтенанту Петрову, что я приказал вам вернуться во взвод. Окоп есть чем копать?
Колобаев похлопал по черенку саперной лопаты.
Взвод младшего лейтенанта Одинцова, составлявший второй эшелон наступавшей роты, по приказу Воронцова был отведен на линию лесной сторожки еще с вечера. В лесу земля промерзла неглубоко. Проломив железный панцирь, бойцы быстро углублялись в податливый песчаный грунт. И когда к ним подошли остальные два взвода, Воронцов увидел только часовых. Первый взвод, основательно окопавшись, уже отдыхал.
Воронцов собрал взводных, быстро расчертил прямо в снегу трассировку для окопов.
– Быстрей, ребята! – поторапливал он взводных и сержантов.
Бойцы долбили мерзлую землю, не поднимая голов. Стучали лопатами, выгребали песок руками и касками. Поскорее забраться под корни деревьев, поскорее набросать перед собой брустверы.
Воронцов тоже орудовал саперной лопаткой, подравнивая угол пулеметного окопа. ДШК уже стоял под плащ-палаткой на дне неглубокой ячейки. Снег засыпал его, как будто совсем ненужный предмет, который в ближайшее время вряд ли кому понадобится. Но именно на 12,7-мм пулемет и надеялся Воронцов в предстоящем бою. На расчет осторожного Храпунова да на бронебойщиков Зиянбаева. Артиллеристами управляли свои командиры.
Когда окоп был почти готов, Храпунов принялся вырубать нишу. А через полчаса они вчетвером, бросив лопаты, подняли тяжелый ДШК и установили его на площадку. Бруствер перед стволом убрали. Ствол свободно ходил над самой землей, сантиметрах в десяти. Бруствер и остатки земли закидали снегом. Все. Оставалось ждать.
Как это все напоминало Воронцову октябрь сорок первого года! И запахи те же. И так же надсадно дышат в соседних ячейках бойцы. И тот же блеск в их глазах. И тот же гул в глубине лесного проселка.
– Танки! – пронеслось над наспех отрытыми и кое-как замаскированными окопчиками Восьмой роты.
– Без приказа огня не открывать! Сигнал к началу огня – зеленая ракета! – крикнул Воронцов и потряс над головой своим тяжелым «ТТ». – Сидеть тихо! Бронебойщикам приготовиться!
Глава двадцать вторая
Беда не ходит одна. Похоронили Анну Витальевну. Отвезли гроб на озеро. Выдолбили в мерзлой земле могилу. Монах Нил прочитал над телом молитву. Петр Федорович и Зинаида вернулись с хутора и принялись за привычную каждодневную работу. Но тут в Прудки наведался районный оперуполномоченный НКВД лейтенант госбезопасности Флягин. Приезд его был связан с тем, что на ферме пало два теленка. Оба из группы Зинаиды.
Петр Федорович встретил оперуполномоченного на крыльце правления, как встречал когда-то таким же метельным днем на школьном крыльце начальника жандармерии господина Штрекенбаха. И так же, как Штрекенбаха, он угостил лейтенанта госбезопасности Флягина самогоном с солеными грибочками. Правда, тот, увидев на рабочем столе председателя походную сервировку, вначале вроде даже оробел, потоптался, видать, соображая, как поступить, потом выразительно посмотрел на Петра Федоровича и сдержанно кивнул:
– А что, оно и можно. И даже нужно. Дорога к вам не ближний свет. И опять же морозит с утра…
– Так именно это, товарищ Флягин, я имел в виду. А то, знаете, ноги застудите и всякое такое… – И Петр Федорович кивнул на хромовые сапоги оперуполномоченного. – Сапожки-то у вас, товарищ Флягин, можно сказать, не по сезону. Вот то-то и оно…
Петр Федорович суетился вокруг стола, уже понимая, что вроде живец оказался гожий и что, похоже, клюнуло. Теперь подавай Бог терпенья и сноровки выдержать все до конца и на этот раз.
