Снова тишина. Мимо вагонного окна медленно уходит скорый «Москва – Львов». Стараюсь не уснуть, прислушиваюсь.
– Кинулся он на меня быстро так, я прямо и не ожидал, еле ушел с линии атаки… – Крякнул после выпивки, похрустел закуской. – В карате есть такой уход – таэ сабакэ, это когда приставным шагом условный треугольник стопами мягко рисуешь по поверхности. Очень эффективный приемчик. Вот с ним и ушел. А этот сучонок чуть вперед шагнул и грамотно, очень грамотно уклонился от моего ножа. Просто под руку мою заступил и опять мне в пузо своим кинжалом целит. Тут я вынес правую ногу на замах, вроде как ударить вражину хочу в промежность, но он только блокировал свой живот и полоснул мне лезвием по колену. Благо прямо по чашечке, не глубоко, только кровищи много, кожу разрезал, а так даже и не больно, щипало чуть. Я успел ему ножом по лицу достать, щеку порвал и ухо располосовал. – Рассказчик снова примолк, жевал что-то.
– Со стороны – картинка замечательная, все молча делаем, только рычим. Я понял, что он работает полностью на поражение, плен ему не нужен, хотя и понимает, что при любом раскладе ему хана. Но пацан ведь, ему ж только победа нужна… Больше он меня лезвием не достал, как ни пытался. Злится, визжит уже от ярости, не от боли, несмотря на то что я его трижды ткнул ножом: в бедро, в левое предплечье и в грудь. Но не глубоко, не успел просто, сам уходил от его ударов. А потом я споткнулся о брошенный ранец и упал на бок; нож выронил, успел только на спину перевернуться. Тут пацан прыгнул на меня, – голос дрогнул, напрягся, – навис надо мной, уселся на грудь и нож в горло мне воткнуть хочет. Да только я ручонки его шаловливые перехватил и не пускал к своей глотке. Сильный он был, тугой, как веревка, хоть и худой. Блин, изо рта у него воняет дохлятиной, слюна капает, кровь с морды стекает прямо мне в глаза. Ага, лежим, боремся! Я увидел, как пацаны наши во дворик метнулись. Кто-то побежал духа прикладом садануть, а взводный орет, мол, не трожь. И вот же, как у Джека Лондона, волчья стая смотрит на бьющихся волков, кто кого, кого драть потом будем?! Так и парни наши кругом стали, чуть не рычат. Даже мороз по коже продрал.
Я решил уйти на мостик и сбросить духа, напрягся, приподнялся чуть, а он меня коленом в пах… Ох и разозлился я!.. Отпустил его левую руку без ножа, дал ему возможность схватить меня за горло, а сам воткнул палец ему в глаз. Только чвиркнуло. Заорал душара. Все. Он мой! Перехватил руку с ножом, увел на болевой и с хрустом сломал в локте, потом в висок зарядил кулаком. Вывернул кинжал у него из пальцев и глотку ему перерезал… Режу, а у самого слюни и сопли текут. А ОСТАНОВИТЬСЯ НЕ МОГУ!!! Еще и коленом наступил ему на грудь, чтобы он не дергался сильно и крови поменьше на мне было. Надо же, думал тогда о таких мелочах, как чистота и гигиена!
Снова короткое затишье.
– Тут лейтенант наш подошел. Нож выцарапал из моей руки и влепил мне боковой, чтобы сопли не распускал. А я и вправду что-то занюнился.
Сколько лет прошло, а ведь помню все. И вонь из пасти духа, и запах крови на снегу, и шипение адреналина на языке, и глаза пацанов наших, и дрожь в руках после драки, и то чувство, когда убивал врага, – и не чувствую вины за собой. А должен?
Рассказчик вздохнул, вновь раздались булькающие звуки.
Честно, до сих пор не понимаю, приснилось мне это или все-таки был долгий рассказ за перегородкой. Уснул крепко. Проснулся уже в полдень, встал, заглянул за стеночку. Там никого. Только свернутые на нижних полках матрасы, да позвякивание перекатывающейся на полу пустой бутылки из-под водки.
Подумалось тогда: сколько же людей через Афган прошло, если то и дело натыкаешься на своих! На тех, кто там побывал…
* * *
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!»
Какие точные слова у Булгакова! Захочешь – лучше не скажешь. Именно так и произошло со мной и моей первой, настоящей любовью, Верочкой. Перефразируя Михаила Афанасьевича, можно добавить «что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя, и что она жила с другим человеком, и я там тогда… с этой, как ее…»
Нам и вправду казалось, что знаем мы друг друга веки вечные, просто получилось так, что раньше не могли встретиться. Совершенно естественным было то, что мы знали друг о друге многое, как жили до встречи, чем занимались. Слушали одни любимые песни, засматривались одними кинофильмами, мечтали об одном и том же. Не могло, просто было бы совсем невероятным, если бы мы не пересеклись на планете Земля.
И вот в одно мгновение судьба свела нас вместе. Мы не могли надышаться друг другом, мы страдали оттого, что необходимо расставаться, мы не могли дождаться следующей встречи. Мы любили! Мы и сейчас любим. Вот уже почти полтора десятка лет вместе. Мы уверены, что иначе и не могло быть. Мы должны быть вместе и точка.
На нашу свадьбу приехали Лиса с Олей, остальные не смогли. Оно и понятно, дела закручивают серьезно, время сложное наступило, надо зарабатывать, кормить семью.
Гена раздобрел, раздался вширь, округлился, потяжелел. Ну а чего, почему бы и нет? Теперь не надо по горам лазить с винтовкой, стеречь и брать на мушку врага. Сейчас главное – жизненный прицел не сбить, не потерять работу, вцепиться в нее зубами.
Гена все так же жевал спички, с хитринкой выслушивая жену, не огрызался и не отшучивался на ее замечания. Словно рукой отмахивался – да ладно, чего там.
Конечно, на свадьбу Гена подарил мне тот самый трофейный кинжал. Твердо сказал, повторил свои давние слова о том, что кинжал принадлежит мне по праву. Собственно, чего тут спорить было? Отдал Лисе монетку и повесил трофей на стеночку. Там и по сию пору висит. Иногда снимаю кинжал, кладу на стол, вынимаю из ножен, пытаюсь разобрать буквенный орнамент, поглаживаю рукой ножны. Не хочу брать за рукоять, приладить к руке. Ну его. Пусть уж будет простым украшением.
* * *
Леха Малец погиб за несколько дней до дембеля.
Ворвались мы с боем в кишлак Самида, что расположен у самого Саланга. Двоих парней из роты ранило. Их оттащили на окраину села, медбрат возился с ними, перевязывал, колол промедол, ждал эвакуации. К вечеру должна была прилететь «вертушка».
Передовая часть роты ушла на прочесывание, а мы вчетвером остались: Лиса, я, Дизель и Малец. Шли по кривой улочке, заглядывали за дувалы, заходили в дома, обшаривали сараи и загоны для скота. В одном таком загоне наткнулись на целый склад оружия. Может, и в других местах оно было, мы не очень тщательно проверяли. А тут… Под тонким слоем раздерганной соломы прямо на земле лежали с десяток автоматов, два «РПК», несколько вскрытых цинков с патронами, гранаты россыпью. Улов, однако. И неплохой!
Тогда пришли тяжкие времена. Охота за трофеями – оружием и боеприпасами – превратилась в самоцель. Хоть умри, но из рейда обязательно вернись с трофеями. Так ведь не бывает. Сегодня вон как повезло. Было бы место, где припрятать добытое, припрятали бы, без сомнений. Как только из «пустого» поиска возвращаешься – нырнул в закрома, достал пару «калашей», вот и есть чем козырнуть перед начальством. С мужиками мечтали полувсерьез, полувшутку построить свой маленький заводик по производству китайских автоматов, и на войну ходить не надо было бы. Собрал за сутки с десяток стрелялок, сдал комбату – и кури бамбук!