Сегодня весь город обсуждал ночное сражение на одной из улочек Старого города. Тридцать с лишним трупов — это не шутка. Семейка де Льедесов была в ярости. За прошедшие сутки в Эскарине произошло больше десятка кровопролитных схваток. Дворяне бегали в полумасках и черных плащах и, вспоминая застарелые обиды, пускали друг другу кровь. Ситуация медленно, но верно выходила из-под контроля городских властей.
Фернан не рискнул покидать дом без кирасы. Пустые улицы вечно веселого, шумного и многолюдного города угнетали. Словно чума нагрянула. Лишь патрули стражников, жандармерии и расквартированных в городе полков сновали туда-сюда. От подозрительных взглядов солдат в буквальном смысле сводило скулы.
Старая городская ратуша, серое, угрюмое чудовище с трехсотлетней историей, возвышалась над площадью Трех торговых улиц. Маленький отряд Фернана обогнул ратушу слева и углубился в хищное переплетение переулков Второй торговой улицы. Это была самая окраина города, и окрестные строения не отличались белизной стен. В основном здесь располагались одноэтажные домики с небольшими садиками и высокими заборами. Отсюда было рукой подать до моря.
Профессор Гартэ хоть и удивился визиту Фернана, но встретил гостя радушно. Раньше этот старый и седой человечек преподавал в городе Боллоде, но из-за сомнительных делишек, связанных с интригами в Ученом совете Университета, был изгнан и теперь прозябал в Эскарине. Он на свой страх и риск без разрешения Церкви
[69]
занимался наукой и подрабатывал переводами текстов. Жил Гартэ один, без семьи. Единственными собеседниками старого ученого были старая рыжая кошка и книги, которые профессор не продал бы, даже если бы умирал с голода. Книг в его маленьком домишке были сотни.
Фернан снял перчатки, бросил плащ на изрядно запыленный стул и сел. От предложенного вина отказался.
— Неспокойная неделя, — кашлянул старик. — Все словно с цепи сорвались. Того и гляди, вцепятся друг другу в глотки. Простите… вы ведь сюда приехали не за моим ворчанием…
В последней фразе звучал невысказанный вопрос.
— Вы сможете сделать перевод интересующих меня документов?
— Язык?
— Староиренийский, если не ошибаюсь.
— Это мой конек. — Гартэ усмехнулся в усы. — Я читал курс лекций по староцерковному. Очень мелодичная речь. Правда, теперь она считается мертвой. Бумаги у вас с собой?
— Да.
Старик вытер руки и осторожно, кончиками пальцев, взялся за документы. Изучил. На морщинистом лице промелькнуло изумление.
— Откуда это у вас?
— Вы что-то о них знаете?
— Нет, но часть очень старая. Могу ошибаться… это седьмой, быть может, шестой век.
— Мне сказали, что пятый.
— Вполне возможно… М-да… У вас появился доступ к церковным раритетам? Хм… — Все внимание Гартэ было приковано к тексту.
— А что вы можете сказать о другой части бумаг?
— Эти? — Шуршание страниц. — Судя по всему, кто-то решил пошутить. Они новые. Или же… — Быстрый взгляд на маркиза. — Писали клирики.
— Так вы беретесь?
Молчание. Старик не дурак и знает, что связываться с бумагами Церкви все равно что целоваться со змеей. Но ему нужны деньги, а Фернан всегда платил звонкой монетой. Жадность сражалась на дуэли с осторожностью.
«Василиск» не торопился. Ждал.
Наконец он услышал неуверенный ответ:
— Думаю… да. За два дня я справлюсь.
— Нет! — отрезал маркиз. — Перевод текста нужен к вечеру!
— Но это слишком мало… — Ученый осекся. Вздохнул: — Хорошо, я сейчас же сажусь за работу.
— Отлично. Я оплачу ваши труды.
— Не сомневаюсь… К полуночи документы будут готовы.
— Думаю, вам не следует напоминать, что все должно остаться в тайне?
— Я не первый год живу…
— Замечательно. Мои люди останутся с вами.
— Зачем? — Старик нахмурился. — Вы мне не доверяете?
— Что вы! Но я не хотел бы, чтобы с бумагами что-то случилось.
Старик недовольно пожевал губами и неохотно кивнул. Фернан вернулся к гвардейцам:
— Алмано. Оставайтесь здесь.
— Сеньор… Его Светлость приказал быть рядом с вами и…
— Сеньора де Вредо я беру на себя. Вряд ли мне что-то грозит. Гартэ из дома ни под каким предлогом не выпускать.
— А если старикан заупрямится? — спросил Алмано, смирившись с тем, что придется караулить профессора.
— Объясните, что это не в его интересах. Но аккуратно! Он мне нужен живым и здоровым. Расставь ребят, и глядите в оба. При малейшем подозрении берите документы и убирайтесь к Его Светлости. Я вас найду. Вот деньги. Пусть кто-нибудь из вас съездит на рынок и купит еды. Вам здесь долго сидеть.
— Спасибо. Когда вас ждать?
— К ночи. Не спускайте с профессора глаз.
Абоми ждал возле ворот особняка маркиза.
— Идемте со мной, талела. К Ули. Вы должны его выслушать.
— Зачем?!
— Надо.
Логичная аргументация.
— Ладно… Где мальчишка?
Ули они нашли у конюшни. Мальчик забился в угол и сидел, обхватив руками колени. Глаза у него были красными. Как видно, совсем недавно он плакал. Заметив Фернана, паренек вздрогнул и еще сильнее вжался в угол.
— Что случилось? — За разъяснениями маркиз повернулся к Абоми.
— Ули, расскажи хозяину то, что рассказал мне.
Мальчик с опаской посмотрел на господина, а затем выкрикнул:
— Это он!
— Кто — он? — Сеньор де Суоза уже ничего не понимал.
— Тот человек! Сеньор де Турсеко! Он приезжал, пока вас не было. Я его узнал! Это он все сделал! Он!
— Ули, — Фернан старался говорить спокойно, — ты можешь объяснить?
Маленький конюх проглотил слезы и заговорил:
— Это он. Тот человек. Один из тех, что напали на нашу деревню ночью. Я узнал его лицо. Он убил Карлоса! И еще многих. А потом на меня посмотрел. Было темно, но дома горели, и я видел. Запомнил. А потом он Ери убил. А мне в спину кричал, что это их земля. Голос тот же, сеньор. Это тот всадник! Это он! Он!
Если бы кто-нибудь сейчас спросил у Фернана, каково его нынешнее состояние, то он, ни секунды не раздумывая, сказал бы, что спокойное и… очень злое. Мальчишка мог обознаться. И не такое со страху покажется. Но в то же время Ули говорил слишком уж убедительно. Даже Абоми ему поверил, а «василиск» привык доверять звериному чутью слуги. Зерна сомнений пали на благодатную почву. И все равно никаких доказательств нет, а сомнения — это всего лишь сомнения. Слово конюха против слова дворянина — это даже не смешно.
