– Ага! – крикнула Помело. – Будешь наживаться за наш счет!
– Сколько я сдал тебе денег? – спросил Игрр, повернувшись к Нонне.
– Шестьсот сорок ауреев, четыре денария и семь ассов, – без запинки отрапортовала квестор. По строю пробежал ветерок. Богатых в когорте хватает, но даже для них это сумма!
– До прихода в преторий я зарабатывал десять золотых в день, – сказал Игрр. – Это вдвое больше, чем когорта тратит на еду. Зачем мне воровать медяки?
Строй заволновался и зашумел. Дежурство по контубернию позволяет легионеру раз в восемь дней не надевать лорику и, чего скрывать, отдохнуть. Зато в остальные дни он ходит голодным. Что лучше?
– Ну? – спросила мать, когда все затихли. – Как решим? Доверим пришлому?
Когорта одобрительно закричала.
– Пусть берется, раз обещал. Закончили!
– А массаж! – завопила раздосадованная Помело. – Почему только твоей дочке? Я, может, тоже хочу, чтоб мне спину гладили!
– Язык у тебя длинный, – сказал Игрр. – Высунь его – и погладь!
Я представила, как Помело это делает, и прыснула. Не только я. В следующий миг грохнула вся когорта. Хватаясь за животы, преторианки стонали от смеха. Щиты выпадали из их рук, ударяясь о каменные плиты, но грохота не было слышно за истошным: «Га-га-га!» Некоторые, не в силах устоять, падали и катались по плацу. Мать жестом позвала центурионов, и те ринулись вдоль рядов, успокаивая легионеров. Удалось это не сразу.
– Правила не запрещают гладить спины, – сказала мать, когда все стихли. – Но я прошу Игрра этого не делать.
Я удивилась этому «прошу». Игрр кивнул. Мать дала знак центурионам, и те закричали, поворачивая строй…
В тот день, разбившись на контубернии, мы метали пилумы. Я командовала. К моему удивлению, у Игрра получалось неплохо. Хуже, конечно, чем у Воробышка, ну, так той нет равной во всей когорте. Сжимая скутум в левой руке, Игрр отводил руку назад и вправо и, разбежавшись, бросал пилум, раз за разом попадая в соломенное чучело. Я невольно отметила, что бросок ему нужно ставить: в бою он зацепит преторианку, стоящую в строю справа. В этот момент меня тронули за плечо. Я обернулась: Руфина!
– Идем! – велела центурион.
Я последовала за ней. Мы зашли за возвышение, и я увидела центурионов когорты – всех десятерых, считая шагавшую впереди Руфину. Центурионы сидели на траве и молча смотрели на нас. Когда мы приблизились, примипил
[54]
Паулина подала знак сесть. Я подчинилась.
– Теперь, когда мы одни, ты можешь сказать правду, – начала Паулина, и я насторожилась. – У пришлого в самом деле ничего не было с Бычком?
– Клянусь! – ответила я. – Он даже не стал бы ее гладить, не обвини я его, что он получил деньги как лупа. Игрр хотел показать, как зарабатывал.
Центурионы переглянулись.
– Он не позволяет к себе прикасаться, – торопливо добавила я. – Говорит: «Я не статуя, чтобы меня лапать!»
– Мне нравится этот пришлый! – хмыкнула Паулина. – Сегодня он высмеял наглую сенаторскую дочку, посмевшую бросить обвинение самому трибуну. Теперь Помело закроет рот.
– А если раскроет, – сказала Ирида, командир пятой центурии, – я предложу ей высунуть язык и погладить им спину.
Центурионы захохотали.
– Еще Игрр сумел договориться об общей кухне, – продолжила Паулина. – У нас не вышло. Не дело, когда ежедневно, считай, центурия отлынивает от занятий и варит кашу. Когда мы заводили этот разговор, сенаторские дочки, набитые золотом, кричали, что мы станем воровать их медяки. Этим лентяйкам, конечно, в радость раз в нонны забыть о скутуме и поваляться на матрасе. Теперь они умолкнут. Как думаешь, с кухней у Игрра выйдет?
Я кивнула – можно не сомневаться.
– Вот и славно! – сказала Паулина. – Игрр – правильный человек. Выбрал в жены не какую-нибудь богачку, а бывшую преторианку. Я помню Виталию. Ее мать, Кларисса, командовала второй центурией, и в том бою, бросив девочек в атаку, сумела разорвать сарм на части. После чего нам осталось их только резать. Если бы не она, пришлось туго. В том бою Кларисса погибла, а Виталии рассекли лоб. У нее на лице образовался шрам, но Игрра это не остановило.
Центурионы закивали.
– Руфина говорит, Пугио, что ты чрезмерно строга к пришлому. Причину можно понять, но в той истории с поединком ты виновата сама. Во-первых, не стоило приставать к Игрру пьяной. Во-вторых, следовало отказаться от поединка, когда Флавия это предложила. Ты проявила упрямство, и была наказана. Поделом. Это ясно?
Я кивнула.
– Тогда все!
Паулина встала, следом поднялись остальные. Я отсалютовала и собралась уйти, как примипил дала знак задержаться.
– Вы выбрали ему прозвище?
– Недотрога.
– Метко! – Паулина почесала в затылке. – Такого только тронь!
Центурионы засмеялись. Я вернулась к своим улыбаясь. Весь оставшийся день меня переполняла радость. За ужином мы поели каши с остатками окорока и дожевали фиги. Не так вкусно, как вчера, но все равно хорошо. Все выглядели довольными. И только Бычок, облизав ложку, вздохнула:
– Жаль, что трибун запретила массаж. Я так и не попробовала.
Остальные девочки кивнули. Игрр окинул нас взглядом и улыбнулся.
– В моем мире говорят так: нельзя, нельзя, но если очень хочется, то можно. Воробышек, глянь: есть кто снаружи?
Воробышек вскочила и выглянула за дверь.
– Никого! – сообщила, обернувшись.
– Тогда задвинь засов и постой рядом. Если кто станет ломиться, дай знать.
Воробышек кивнула.
– Теперь ты! – Игрр повернулся к Бычку. – Чистая набедренная повязка найдется?
Бычок нырнула под нары, где мы держим мешки с вещами. Обратно явилась с повязкой в руке. Та выглядела совсем новой. Все ясно: она их не носит, чтобы не стирать. У-у, лодырь!
Игрр завязал ей повязкой рот.
– Чтобы не кричала, – пояснил. – Не то сбежится когорта…
В этот раз я видела массаж со стороны. Да-а… Игрр хорошо придумал с повязкой – с Бычка сталось бы орать во всю глотку. Когорта – не когорта, но из соседних контуберниев точно бы набежали. Мне вот достаточно просто сказать… Когда Игрр закончил, Бычок повела себя возмутительно. Сорвав повязку, повисла на шее Игрра и облизала ему лицо. Я еле сдержалась. Девочки захихикали, а Игрр смутился.
– Ладно, – сказал, придя в себя. – Чтобы без обид, каждой по разу. Вечером, по одной. Идет?
Все закивали и бросились метать жребий. Я молча сняла со стола матрас (мой, конечно, Бычок и не подумала взять свой!) и отнесла его на кровать Игрра.
