— Тьфу! Постно масло! И тут соврал шельмец!
Сорвал пучок сухой травы и стал оттирать залитый на груди мундир. Гусары хохотали: «На шаромыжку стал похож», а Ефрем забрал у него бочонок и аккуратно закупорил.
— Вот оно и славно. С таким маслицем уж как хороша каша!
— Казаку от каши мало пользы, — проворчал Волох. — Ловите коней, запрягайте.
— Алексей, — тихо сказал Буслаев, — кажется, нам сегодня большая удача выпала.
— Я тоже так думаю. Не зря он по лагерю бродил. Ну что ж, я полагаю, мы с ним добром договоримся.
— Это о чем? Что ты задумал?
— Не спрашивай, а то спугнешь.
— А я догадался! — засмеялся Буслаев своим хорошим смехом.
— Господин полковник, — доложил, входя в отцовскую палатку, Алексей, — поймали шпионов. Ввести?
— А зачем? — удивился князь. — Повесить их. Только где-нибудь подальше. Чтобы не смердили.
— От них большая польза может быть.
— От шпиона, Алеша, только одна польза — патроны на него не тратить, веревкой обходиться.
— Постой, батюшка. — Алексей присел рядом. — Сдается мне, что этот немец вовсе не случаем здесь.
Отец с недоверием поиграл бровями, привычно поправил непослушный ус.
— Что за притча, Алексей?
— А вот мы проверим. — И он зашептал в волосатое отцовское ухо.
Отец отстранился, покачал головой.
— Дело говоришь? — спросил, а не одобрил. — Давай-ка его сюда.
— Волох! — крикнул Алексей. — Веди немца. Да развяжи его, не убежит.
Волох ввел немца, подтолкнул в спину. Стал значительно сматывать веревку в кольцо через кисть к локтю.
— Обыщи его.
Немец сбросил на землю шапку, готовно еще шире распахнулся, стал выворачивать карманы. Кисет, кошель на медных кольцах, трубка, огниво, носовой платок в цветочках.
— Сапоги сымай, — мрачно приказал Волох. Перевернув, потряс каждый сапог. Но кроме сенной трухи ничего не вытряс.
— Кто вы такой? — строго спросил князь.
— Моя фамилия Шульц. Купец, у меня была в Москве лавка. Она сгорела и разграблена. Я честный человек, господин офицер. Я на стороне русской армии и российского императора.
— Вы немец?
— Так точно. Мои предки приехали в Россию еще при государе Петре.
— Волох, покличь корнета Александрова.
Шульц с облегчением поднял с земли шапку, зажал в кулаке.
— Зачем выдавали своего сына за глухонемого?
Шульц растерялся, покраснел.
— Моя вина, господин офицер. Но вы можете понять мои чувства, как любящего отца. Я опасался, что его могут забрать на войну.
Князь горько, с презрением усмехнулся.
— Я тоже любящий отец. Но если бы мой сын в годину испытаний шмыгнул бы за мою спину, своей рукой бы удавил. Как, Алеша, правильно говорю?
Шульц вскинул голову, взглянул на Алексея, отвернулся.
— Позволите? — В палатку шагнул корнет Александров.
— Корнет, известны ваши познания в языках. Послужите нам толмачом.
— Рад стараться, ваше высокоблагородие.
— Подойдите ко мне. Поближе.
Полковник дружески взял корнета за талию и что-то нашептал в ухо. Александров зарделся и кивнул, нетерпеливо освобождая талию от ухватистой руки князя.
— Корнет, спросите у этого достопочтенного маркитанта по-немецки: зачем он выдает какого-то глупого мужика за своего сына?
Шульц изменился в лице, толстые щеки его побледнели. Корнет сказал ему короткую фразу.
— Господин офицер, — голос его дрожал, щеки тряслись, — это есть мой настоящий сын…
— Отвечайте на вопрос, сделанный вам корнетом. Он неточно перевел мою фразу. Он спросил вас: где в Москве, на какой улице находилась ваша лавка? Не забыли? Но у вас дурная память, вы не помните даже родной язык. Но, надеюсь, вы помните, как поступают со шпионами в военное время?
Шульц рухнул на колени, выронил шапку, но тут же подхватил и прижал ее к груди.
— Я не шпион. Это временное недоразумение. Оно поправится, не надо спешить. Сгубить невиновного — это грех!
— Волох! Ну-ка, доставь сюда этого молодца немого. Пусть поговорит напоследок.
Волох втолкнул богатыря — с разбитым лицом, скособочившегося головой на замлевшей шее.
— Ну, милостивый государь, — ехидно произнес по-французски полковник, — что скажете?
Парень развел руки, сделал улыбку непослушными губами: мол, рад бы сказать, да не могу.
— Ну вот, — Алексей с улыбкой повернулся к Шульцу, — а вы говорили, что он понятливый.
Князь махнул рукой, будто отогнал надоедную муху:
— Волох! На осину их. Обоих.
Шульц бросил наземь шапку, сел на нее и зарыдал в голос. Волох, что-то смекнув, поднял его за шиворот, схватил шапку и, вспоров тесаком подкладку, вытащил на свет много раз сложенный листок. Шульц затих, белые щеки его налились краснотой.
— Ну-ка, — князь стал брезгливо разворачивать бумагу. — А провоняла-то… Ишь! — он весело покрутил ус и прочитал всем: — «Нижеозначенные господа… исполняют миссию французского командования… подлежат к оказанию им всяческого содействия, помощи и защиты».
Шульц безропотно сознался. Сам он не московский купец, а французский маркитант; сын его дезертировал и был пойман. Дабы избежать расстрела согласился вместе с отцом «исполнять» шпионскую миссию в местах, где действовали партизаны. Собирать сведения и доставлять во французские части. Что да как, а шпионы у Бонапарта работали исправно.
— Я не кат, — сказал Волох, — но своей рукой их повешу. На одном дереве. Чтоб не скучали. Ефим добрую веревку припас…
— Успеешь, — прервал его Алексей. И повернулся к Шульцу. — Вот что, нижеозначенный, отправишься к Горюнову… Знаешь это село? Вот и ладно. Завтра там будет проходить резервный полк твоего императора. Донесешь, что за Семеновской рощей стоит биваком на отдыхе большой отряд партизан. Тебе за это донесение сыновьи грехи простят и Почетного легиона дадут. Скажешь, главные силы у них — казаки. И что самое лучшее — ударить по биваку всеми орудиями. А потом уж остатки добрать кавалерией. Все понял? Сын твой останется у нас. Если что не так соврешь, повесим.
— Лучше я его на кол посажу, — пообещал Волох.
— А что? — одобрил князь. — Я бы посмотрел. Не приходилось видать. Что скажешь?
Шульц поклялся исполнить все в точности.
Алексей послал Буслая со взводом к Семеновской роще. Она вытянулась клином обочь дороги, хорошо просматривалась со взгорка, откуда подойдет неприятель. За рощей — лужок, чистый, ровный — для бивака самое подходящее место.
