* * *
Словно услышав мысленную просьбу опричника, Господь откликнулся — и на ведущей к усадьбе дорожке послышались веселые женские голоса. Вот оно, что сейчас нужно — зажать какую-нибудь дворовую девку под кустом, самому согреться, ее потешить, да потом и спросить про разные пустяки: бывали ли чужеземцы у боярина в гостях, да не творит ли он сам чего безбожного, в церковь ходит ли исправно, али отлынивает.
Зализа, успокаивающе погладив коня по морде, отпустил повода и бесшумно переместился к темной от дождя дорожке. Девки шли с большими корзинками, полными грибов. Видать, из леса возвращались. Шесть баб, две уже в возрасте, одна малая, а три оставшихся — в самом соку.
— А ну кто тут с лешим за грибы не расплатился… — с шутливым рыком выдвинулся из кустарника Зализа, прихватил, полуобняв, ближнюю девку чуть ниже пояса и подволок к себе, крепко обняв. Остальные с визгом кинулись в рассыпную. Опричник развернул девку к себе, скользнул рукой по пышной груди: — Так просто из леса уходить нельзя…
— А ну, отпусти, смерд вонючий, — потребовала девка, не сделав ни единой попытки к сопротивлению.
— Что же ты так грубо, красавица? — настроение Семена испортилось, а девка показалась неожиданно знакомой. Однако, в ответ на грубость, отпускать он ее не стал, а крепко сжал горячий зад и стиснул рукой грудь.
— Отпусти, — спокойно, негромко приказала девка. — Сам себя угробишь.
— Почему угроблю? — желание затащить бабу в кусты угасло окончательно, но Зализа по-прежнему ее не отпускал. — Что ты, навка что ли?
— Лучше бы ты навку схватил, — покачала головой девка. — Может, жив бы остался.
— Держи его!
Зализа повернул голову и увидел двух волошинских подворников, бегущих к нему один с оглоблей, а другой с топором в рука. Позади них из ворот показался и сам боярин с обнаженным мечом. Опричник только головой покачал: ополоумели совсем, что ли? Из-за какой-то девки, которую разве только потискают, да отпустят, целую сечу затеять собираются!
Зализа отпустил бабенку, неторопливо вытянул саблю из ножен. Подбежавший парень взмахнул оглоблей, но опричник шагнул вперед, оказавшись рядом с ним и с силой ударил его рукоятью в лоб. Смерд откинулся на спину, уронив оглоблю себе на грудь, а опричник сделал еще шаг, и вытянул руку вперед, едва не коснувшись кончиком клинка горла второго подворника. Схватка остановилась не начавшись — в руках у мужика был обычный, плотницкий топор, с короткой рукоятью — а не боевой топорик на длинной ручке. Своим оружием смерд просто не мог дотянуться до врага.
— Алевтина, иди домой! — яростно дыша, остановился рядом боярин Волошин. Босой, в одной рубахе и портках, он все-таки не рискнул накинуться на бренного опричника, и только яростно сверкал глазами и тискал рукоять меча: — Что ты тут шляешься, сволота угличская? Место твое на цепи, кромешник подлый, а не в стране иудейской! Лапы свои поганые, черные отмой. Вон с моей земли, мерзавец! Все государю отпишу, он-то тебя на кол посадит.
Зализа, сплюнув, молча поворотился и пошел за своим конем. Теперь он понял, почему девка показалась ему знакомой. Не будь боярин Харитон таким заносчивым, не прячь дочь свою от глаз опричника, не случилось бы и всей этой истории. А так — видел Семен его Алевтину пару раз мельком издалека, да и все. И леший еще наверняка попутал, насмехнулся, дабы в следующий раз парень именем его не прикрывался.
— А хороша все-таки дочка у боярина, — усмехнулся Зализа, запрыгивая Ураку в седло и вспоминая ощущение мягкой податливой груди под своей ладонью. — Хороша!
Вернувшись к отогревающимся у костра засечникам, он наскоро похлебал горячий кулеш, и приказал отправляться в путь. В дороге дождь усилился, грозя сделать глинистые дороги и тропы скользкими, жидкими и совершенно непроходимыми, что было совсем не вовремя, учитывая назревающую в Северной пустоши крамолу. Дня три-четыре такого дождя, и не то что помещиков исполчить и к логову изменников вывести — из дома не выйти будет.
Показав купленным у Баженова смердам Кауштин луг, на котором он собирался их поселить, Зализа взял Ждана с семьей с собой в дом — не бросать же их под дождем? Заболеют, потом ни смерда, ни денег не останется. Лукерья, не ожидавшая такого наплыва едоков, засуетилась, достала из погреба не успевших толком просолиться грибов, хрустящей квашенной капусты, копченую рыбу. В итоге ужин оказался не горячим, а холодным, окончательно испортив Зализе настроение. Сгоряча он накричал на Лукерью, что до сих пор не может заменить ему травяной тюфяк на перину или хотя бы на перьевой матрац, и отправился спать.
За грехи гнева и сквернословия Господь наказал опричника бессонницей, и только после полуночи, поднявшись, согласно государеву Домострою и помолившись перед домашней иконой, Семен наконец-то уснул, но и ночью снился ему боярин Харитон, грозящий пальцем с длинным, криво изогнутым черным когтем, бьющий в пол козлиным копытом, а за спиной у него гнусно хихикала дочь Алевтина в алом коротеньком сарафане, из-под которого то и дело проглядывал ничем не прикрытый срам.
* * *
Утро порадовало людей вёдром. Настроение опричника сразу же улучшилось, и на радостях помимо обещанных лошади и топора он отвалил Ждану кое-что из старого тряпья, чтобы смерд с женой не замерзли, пока не обстроятся. Черносотенцы, так же, как и Зализа, не успевшие завести семей, ночевали в доме командира, а потому на этот раз никого дожидаться не требовалось и засечники выступили в путь сразу после завтрака. Заехав в деревню к Агарию, они захватили с собой полоненного чародея отправились менять стоящий в дозоре наряд.
* * *
— Ай добруха, кумоха; тетушка, гостьица, — услышал Станислав сквозь сон. — Пойдем со мной на чисто солнышко, за широкий стол. Молочка тебе налью, кашкой тебя покормлю. Будешь сытая, станешь веселая. Погуляти захочешь, в чистом поле цветов собрать, в речке широкой на себя посмотреть. А я тебя привечать стану, угощать стану, дом тебе большой поставлю, будешь в нем в тепле жить…
Хлопнула входная дверь, и припевный голос стал заметно глуше. Погожин из любопытства приоткрыл глаза и мельком увидел простоволосую женщину в полосатом сарафане крайне отталкивающей, неприятной внешности. Женщина скользнула от печи к входной двери, та хлопнула еще раз. Милиционер закрыл глаза и снова уснул.
Пробудил его запах вареного мяса. Во рту сразу потекли слюнки. Погожин приподнялся на локте, по телу пробежала предательская дрожь — и сразу отпустила.
— Никак проснулся? — рядом с печью появилась уже знакомая ему молодая женщина. На ней было одето странное платье из серой ткани с коричневой юбкой. Некий извращенный портной ухитрился сделать талию на этом платье сразу под грудью! То есть, высокая грудь, а ниже — юбка. Голову женщины закрывал странный головной убор похожий на повязанный вокруг головы кусок ткани одна сторона которого свободно свисала назад, закрывая голову и верх спины.
— Где я? — тихо спросил Погожин.
— В Еглизях, — кивнула женщина. — Ты баял, сюда идешь…
