СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «На нас же дело практически завели… Опечатали сейфы в наших кабинетах рядом с кабинетом Андропова… Команду дали, и за нами начала ходить «наружка»… По-видимому, смотреть, с кем встречаемся, с какими журналистами… Ребята из «наружки» подходили и говорили: «Мужики, давайте полпервого выходите оттуда и все… Потом мне передали, как Баранников высказался по той ситуации: «Я думал мы, менты, продажные, а оказывается и у них этого тоже хватает…» Так сливали информацию и закапывали Комитет государственной безопасности России!»
(A.B. Олигов, начальник Центра общественных связей АФБ России).
Орлов стал перебирать документы. От некоторых следовало избавиться потому, что они вряд ли могли кому понадобиться, от других — чтобы их не могли использовать в ущерб Орлову и его товарищам. Бумаги были вложены в разноцветные картонные папки, на которых черным фломастером были аккуратно выведены надписи: «АФБ РСФСР», «Записки Президенту РСФСР», «Структура», «Рабочие контакты», «Чечено-Ингушетия», «Концепция»…
Андрей открыл первую попавшуюся папку, начал просматривать документы: вот — записка о встрече с руководителями Приднестровья, вот — отчет о международном семинаре «Роль спецслужб в развитии демократии», состоявшемся в Болгарии, вот — запрос в архив о деле Алиханова… Он пробежал глазами строчки документа, и недавние события ожили в памяти Орлова с новой силой…
Эти события были связаны с именем человека, которого знали, наверное, все, но относились к нему по-разному. Вернее, не к нему, а к ней. Речь шла о вдове Сахарова Елене Георгиевне Боннэр, известной диссидентке и видной радикальной фигуре демократического движения конца восьмидесятых — начала девяностых годов. Многократные встречи с ней оставили в памяти подполковника Орлова след противоречивых впечатлений и ассоциаций. А началось все за несколько дней до августовских событий.
— Андрей, попытайся разыскать телефон Елены Боннэр. Надо будет встретиться с ней, — дал поручение своему помощнику Иваненко.
Орлов с удивлением, можно сказать даже с изумлением, посмотрел на шефа.
— Что удивляешься? Ты же знаешь, Боннэр — очень сильная фигура демократического блока. Очень влиятельная! К ней прислушивается даже Ельцин! Нам надо встретиться с ней. Лучше сделать ее нашей союзницей, чем она будет продолжать поливать органы грязью!
— Как союзницей? Она же смертельно ненавидит КГБ!
— Вот именно поэтому нам надо начать с ней работать. Она женщина очень неглупая…
— Я думаю…
— Андрей, ты должен понять: мы — новая российская спецслужба, спецслужба демократической России, и нам надо начинать строить отношения со всеми влиятельными людьми демократического крыла…
— И с Калугиным тоже? — с сарказмом произнес Орлов имя человека, которого в КГБ иначе как предателем не называли.
— Нет, с Калугиным мы взаимодействовать не будем!
— Но он тоже, вроде как, демократ! — Орлов усмехнулся, понимая, что своими вопросами он выводит Иваненко из себя. То, что Виктор Валентинович абсолютно не приемлет эту фигуру, Андрей знал. Ведь, еще работая вместе с Иваненко в Инспекторском управлении он сам участвовал совместно с С.С. Дворянкиным в подготовке материалов о Калугине для информирования органов КГБ и тогда, ознакомившись со всеми оперативными данными, сделал для себя открытие, что и среди крупных комитетских руководителей могут оказаться предатели.
Иваненко в раздражении посмотрел на Орлова. По выражению его лица было видно: он очень недоволен тем, что его помощник пытается перечить, да еще в такой, прямо скажем, издевательской манере.
— Ладно, хватит разговоров! Свяжешься и доложишь! Понятно?
— Понятно! — недовольным тоном произнес Орлов, всем своим видом показывая, что не согласен с решением начальника, но, как дисциплинированный офицер, вынужден ему подчиниться.
Что знал Орлов о Боннэр? Да практически все то, что знали многие: ярая антисоветчица, жена бывшего диссидента Сахарова, которая оказывала очень сильное влияние на академика; в восьмидесятом году они с мужем были высланы в Горький, а совсем недавно решением Горбачева были возвращены в Москву, где приняли активное участие в демократическом движении. Никаких «кагэбэшных» подробностей о ней, да и о самом Сахарове Андрей не знал, хотя слышал, что в течение многих лет их «опекало» пятое управление КГБ, одной из задач которого была «борьба с идеологической диверсией».
Орлов дозвонился до Боннэр с первого раза.
— Здравствуйте! Это Елена Георгиевна?
Низкий женский голос ответил:
— Да.
— Меня зовут Андрей Петрович.
— Я… слушаю вас. — По едва заметной паузе между словами Андрей понял, что Боннэр, услышав незнакомое имя, пытается определить, с кем разговаривает.
— Елена Георгиевна, я являюсь помощником Председателя КГБ РСФСР Иваненко. Он хотел бы с вами встретиться.
В ответ не раздалось ни звука, будто положили трубку и забыли ее снова взять.
— Елена Георгиевна, вы слышите меня? Елена Георгиевна!
— Ка-Гэ-Бэ?.. Меня? — В голосе Боннэр послышалось явное удивление. — Встретиться? Хм! Если вы хотите меня вызвать в КГБ — пришлите повестку! Я просто так в КГБ в гости не хожу!
Теперь в ее голосе слышались интонации явного раздражения. Орлов, почувствовав это, поспешил сказать что-то успокаивающее, чтобы Боннэр не бросила трубку. По ее тону это вполне можно было допустить.
— Но Елена Георгиевна! Вас никто не вызывает в КГБ. Мы просто хотим побеседовать с вами, как с уважаемым человеком…
— С «уважаемым»?! Меня «уважает» КГБ? — Боннэр усмехнулась.
После небольшой паузы она все-таки согласилась на встречу:
— Ну хорошо! Если уж вам так хочется со мной познакомиться — приезжайте ко мне! Только не сегодня, ладно?
— А когда?
— Давайте послезавтра в шестнадцать часов! Адрес же вы знаете. Или спросите у ваших топтунов.
— Да, знаем!
— Ну вот и договорились! До свидания! — Не дослушав ответ Орлова, она повесила трубку.
«Вот злобная какая! — промелькнуло в голове у Андрея. — Будь моя воля, век бы ее не видать!»
Через день Иваненко и Орлов уже сидели на кухне в квартире Сахарова и пили кофе из маленьких фарфоровых чашечек, которые поставила встретившая их не очень доброжелательно хозяйка квартиры. Не без робости войдя в квартиру одной из самых видных диссиденток, они сначала не знали, как себя держать. Боннэр всем своим видом демонстрировала едва скрываемую враждебность к представителям ненавистного ей КГБ, а Иваненко долго не мог найти тональность в разговоре, которая мота бы растопить лед недоверия и установить необходимый психологический контакт. Говорили о погоде, о нашумевших статьях Елены Георгиевны в газетах, о Конгрессе памяти Сахарова, о том, о сем. Боннэр отвечала односложно, не стремясь даже скрыть, что беседа ей в тягость и она была бы не прочь, если бы они убрались восвояси.
