И только тут Андрей понял всю парадоксальность ситуации. Ведь Жириновский пил кофе, который накануне принесла Елена Боннэр! Пил и прихваливал, не догадываясь ни о чем. Наверное, Владимиру Вольфовичу и впрямь было трудно представить, что Комитет «дошел» до того, что в его стенах могли оказаться бывшие диссиденты, теперь уже не на допросах у следователей, а в рабочих кабинетах руководства. Да, время привнесло такие изменения в стиль деятельности органов госбезопасности, о которых нельзя было и помыслить год-два назад.
— Жалко, что не удалось встретиться с Иваненко! — посетовал Жириновский. — Но я тут принес… — Он раскрыл саквояж и стал вынимать из него кипы каких-то бумаг, не то листовок, не то агитационных плакатов.
— А вы не можете собрать сотрудников? — неожиданно спросил Владимир Вольфович.
— То есть? Кого собрать? — не понял Орлов.
— Ваших сотрудников! Я мог бы выступить перед ними! У вас тут большой зал есть?
— Выступить? — Андрей с недоверием посмотрел на Жириновского, все еще не понимая, всерьез он говорит или шутит. — Выступить перед сотрудниками?
— Да, да! Я мог бы выступить перед вашими сотрудниками КГБ России. Поддержать вас, разъяснить наши партийные принципы, проинформировать о наших целях, планах, задачах…
— Что вы, Владимир Вольфович! Ну… во-первых, так сразу, без предварительной договоренности…
— Какая предварительная договоренность? Что, собрать всех нельзя? Уверяю вас, все будут меня очень внимательно слушать! Я им скажу то, что они ждут! Я…
Тут уж Орлов не выдержал и, рискуя оказаться невежливым и вызвать неудовольствие гостя, перебил неиссякаемый поток слов:
— А во-вторых, вы же сами выступали за департизацию военнослужащих и против втягивания их в политическую деятельность! А теперь вот предлагаете…
— Да что вы говорите! Я совсем не собираюсь вести политическую агитацию! Я хочу разъяснить сотрудникам КГБ позицию ЛДПР!
[158]
Уверен, что ее все примут! Каждый сотрудник госбезопасности! Потому что наша партия стоит за то, чтобы госбезопасность и армия были сильными и мощными! Вас не сокращать надо, а увеличить в два раза! В три раза! Вам нужно установить достойную зарплату! Всем сотрудникам дать нормальное жилье! Люди, которые защищают безопасность государства, не должны нуждаться ни в чем! — Он сделал едва заметную паузу и продолжил: — Ладно, если не можете организовать собрание, я передам вам материалы… Вы можете распространить их среди ваших сотрудников.
Здесь все ясно! — Он потряс зажатой в руке пачкой листовок. — Здесь есть все — наши программные установки, наши принципы и цели! Пусть ваши сотрудники изучат все! Я оставляю все вам!
Даже спустя несколько часов после того, как Владимир Вольфович покинул кабинет, в ушах подполковника Орлова продолжал звучать его громкий и страстный, временами переходящий на крик голос, его характерные интонации и парадоксальные предложения.
«Да, человек он, конечно, незаурядный, — думал всю оставшуюся часть дня Орлов. — И совсем не такой, каким его показывает телевидение. На ненормального он не похож, хотя многие пытаются его таким представить. Нет, он — трибун, артист! Причем талантливый! Такие люди становятся заметными не только в политике, они и на театральной сцене могут достичь немалого успеха! Пожалуй, Владимир Вольфович мог бы стать неплохим драматическим актером. — Орлов даже представил, как сидит в первом ряду партера, а Жириновский читает монолог Чацкого.
Все это вспомнил Орлов, глядя на докладную записку, которую он составил сразу по горячим следам после встречи с Жириновским. Встречи, которая, так же как и беседы с Еленой Боннэр, оставила противоречивое и смутное ощущение того, что все в нашем мире имеет две стороны — внешнюю, кажущуюся нам определяющей, и скрытую, соприкоснувшись с которой мы долго пребываем в раздумьях и сомнениях.
Орлов разорвал докладную записку пополам, потом измельчил обрывки и бросил их в урну, стоящую рядом со столом. Он и сам не знал почему, но пропускать этот документ через шредер ему не хотелось. Секретов в документе никаких не было, а оценки Орлова теперь уже, наверное, никого не интересовали.
Зазвонил телефон. Андрей отложил очередную папку и прервал свою тягостную работу, связанную с просмотром и уничтожением ставших теперь ненужными документов.
— Орлов! — сказал он четко по привычке.
— Андрюша, это я! — раздался голос Оли. — Как ты там? Не занят?
— Ну ты же знаешь!
— Я так… Чем занимаешься?
— Да, ничем. Перебираю бумаги, освобождаю кабинет. Наверное, скоро выселят…
— Андрюша, тебе звонил кто-то.
— А кто? Ты не спросила?
— Он не ответил. Сказал, что сам позвонит вечером. Голос незнакомый.
— Ладно!
— Не задержишься сегодня?
— Нет, приду часов в семь.
— Придешь? Не на машине?
— Машину отобрали.
— Понятно. Ну, я жду тебя, Андрейка.
После разговора с женой Орлову совсем расхотелось продолжать начатую работу. И хотя он понимал, что нужно до конца разобрать все бумаг и, заниматься совершенно бессмысленным делом ему было противно. Он так привык за последние десять лет к напряженной и всепоглощающей работе, что теперь, получив, казалось бы, долгожданную передышку, не знал, куда себя девать.
«А что же делать с «Библией»? — пришла в голову тревожная мысль. — Президент согласился с предложениями АФБ, а само АФБ расформировал. Кто теперь будет заниматься всем этим? А вообще, кто знает о том, что у меня находится такой раритет?»
Дверь без стука открылась, и на пороге появился Николай Николаевич, в течение нескольких месяцев исполнявший обязанности начальника управления по борьбе с терроризмом, аналогично Орлову оказавшийся не у дел. Это под его руководством проводилась операция по изъятию «Библии» из сейфа в высотке.
— Слушай, по-моему, полный «песец»! Позвонили и сказали прибыть к ним… Будут обсуждать с нами, как объединять структуры!
Сказать, что Николай Николаевич был обеспокоен — значит, не сказать ничего. Он был удручен и полон негодования. Только налаживающееся дело, на которое возлагались большие надежды и для воплощения которого строились долгосрочные планы, теперь не просто ставилось на карту, а перечеркивалось равнодушной рукой псевдореформаторов. Разрушенная структура некогда мощного пятого управления КГБ, на которое был наклеен ярлык «политического сыска», на самом деле занималось не только диссидентами, но и было центром антитеррора, в котором служили профессионалы высочайшего класса, центром борьбы с религиозным экстремизмом, в котором работали опытнейшие специалисты, способные в теологическом споре «загнать в угол» даже самого лучшего выпускника духовной академии, состязаться в знании «Корана» с самыми авторитетными алимами.
[159]
Ликвидация этих направлений работы в системе органов госбезопасности была чревата утратой государством способности противостоять терроризму и экстремизму. После августа девяносто первого лучшие специалисты этого профиля вынуждены были уйти из органов, пополнив службы безопасности коммерческих структур и банков. Не по тому ли спустя годы правоохранительная система и спецслужбы оказались, мягко говоря, не на высоте перед разгулом террора и экстремистских выступлений?
