— Олежка, что там показывают? Опять политика? — прервала размышления Кузина Надя. — Может, сходим куда-нибудь? — спросила заискивающе. — В театр или в гости, просто погулять?
— Едрён батон! Ну что ты такая надоедливая! Только задумался… А ты опять… — с привычной грубостью ответил Кузин Надежде. Потом, спохватившись, что напрасно обидел жену, нехотя проговорил: — Прости, Надюха! Я так! Садись рядом. Выпей пивка. Я тебе сейчас налью. Знаешь какое? Немецкое! Настоящее! Не эти помои, которые продают!
— Ты же знаешь, Олег, я не пью пиво.
— Знаю, знаю! Садись, поговорим. Мне нужно тебе кое-что объяснить. Это связано с институтом…
Жена с удивлением посмотрела на Олега, предчувствуя какой-то серьезный разговор. Она уже давно привыкла, что муж ничего не рассказывает ей о работе. Конечно, это можно было бы отнести на счет особенностей его службы, но она давно уже заметила, что работа ему опостылела и даже стала обременительной.
У Олега появились новые друзья, такие же, как и он, энергичные молодые люди, с которыми он встречался по вечерам в каком-нибудь ресторане, а потом появлялся дома — слегка помятый, выпивший, развязно-грубый. Надя ни о чем его не расспрашивала, да и если бы попыталась это сделать, то в ответ услышала бы только одно: «Не суй свой нос не в свое дело!» Она замкнулась еще больше, часами просиживала с книгой или уходила к подруге, которая жила в соседнем доме. Безусловно, она еще год назад заметила, что у мужа стали появляться деньги. Она не задавала ему вопросов, а он не удосуживался объяснить ей, откуда они. Сначала она думала, что это премиальные, которые он стал регулярно получать на службе, но потом поняла, что поступление денег, скорее всего, связано с его новыми друзьями. Надю это очень беспокоило, но она отгоняла тревожные мысли.
— Понимаешь, Надюха, я решил все-таки уволиться со службы.
Надя, наверное, хотела что-то у него спросить, но он, не дожидаясь ее вопроса, стал быстро и громко, срываясь на крик, объяснять ей, почему принял такое неожиданное решение:
— Чего я там потерял? Вкалывал, как папа Карло! А что взамен? Эти гроши? Нет! Нищим быть не хочу! Сейчас не то время! На дворе — девяносто второй год! Демократия! Каждый может поступать как хочет! Свобода выбора! Поняла?!
Надя смотрела на мужа, не скрывая своего удивления. Впервые за несколько месяцев он удостоил ее разговором о том, что ее беспокоило и угнетало.
— Ну, пораскинь своими мозгами! Зачем мне оставаться быдлом, если я могу стать человеком! Я, с моей головой, с моими способностями, могу стать богатым! Ты хочешь быть богатой? Ну скажи, едрён батон, хочешь?
— Все хотят, Олежка.
— Все! — передразнил ее Олег. — Чего мне до всех? Мне важно, как я буду жить, а не кто-то там еще! Поняла?
— Я не пойму, Олег, что ты хочешь этим сказать?
— А я хочу сказать, что у нас теперь начнется новая жизнь! Завтра я подам рапорт и уйду… Нечего мне там делать! Сейчас из КГБ уходят все, кто может хорошо устроиться!
— Ой, Олежа, мне страшно! А что ты будешь делать? Ты же не бизнесмен! Ты ведь…
— Да чего ты понимаешь? Не бизнесме-е-ен! Да из меня бизнесмен получится лучше, чем из многих! Я даю тебе деньги? Скажи, даю?
— Даешь.
— Ты что, не понимаешь, что это за деньги? Ты что, думаешь, что это так? Продпаек? Премия? Дождешься от них! Да я уже целый год занимаюсь бизнесом! И занимаюсь успешно! А уйду — вообще стану настоящим предпринимателем! Я чувствую… Я чувствую в себе силы! Я могу! Поняла?
Он вскочил с кресла, со стуком поставив пустую пивную кружку на пол. Было видно, что Кузин взволнован теми словами, которые только что произнес. Наверное, он и сам только сейчас понял, какое жизненно важное решение принял.
— А может быть, Олег, подождать немного? Не все же уходят, — попыталась робко возразить Надя.
— Не все? Да, не все! Остаются самые тупые, самые неспособные, самые… самые… — Казалось, он не может подобрать нужного слова, которое соответствовало бы тому чувству нескрываемого презрения, которое испытывал Кузин к своим бывшим коллегам.
— Но, Олежка, не все ж дураки! Вот ты работал с Орловым. Помнишь его? Умный же человек. Он тогда еще тебе помог…
— Что-о? Помог! Да что ты понимаешь, дура! Он мне помог! Да это — козел! Сволочь! Идейный придурок! Его пинают ногами, а он… пашет, пашет! Пахарь долбаный! Ничего! Он еще получит свое! Так отоварят — мало не покажется! Вот выкинут его — сам приползет ко мне… Кагэбэшник хренов!
Надя строго посмотрела на мужа и неожиданно твердым голосом проговорила:
— Ты ведь тоже был кагэбэшником!
— Был! — даже не закричал, а завопил Кузин. — Был! Был! Ну и что?!
Он стоял со сжатыми кулаками. Лицо его было перекошено гримасой ненависти. Казалось, еще немного и он набросится на жену, вымещая на ней всю накопившуюся в нем злобу. Надя, не говоря ни слова, повернулась к мужу спиной и подошла к окну.
Вся улица была залита солнцем. Его лучи, отражаясь от снежного ковра, застилающего землю, делали все ярким, контрастным. Грязно-черные проплешины и голые стволы деревьев только подчеркивали ослепительную картину мартовского дня.
«А ведь уже весна!» — подумала Надя, и от этой мысли ей стало почему-то очень горько.
5 марта 1992 года, день.
Москва. Здание Министерства безопасности России
Орлов шел по знакомому коридору, где еще совсем недавно проходила бурлящая жизнь молодого Российского комитета, где пережили его сотрудники августовские дни смутных ожиданий и гнетущей неопределенности, где были рабочие кабинеты Иваненко и его сотрудников. Сейчас здесь было непривычно тихо. Центр активной работы переместился в соседнее здание, большинство кабинетов пустовали, поскольку их еще не успели заселить новые хозяева. Впрочем, не закончился и сам дележ новой территории, и пока новые начальники не определились, кто займет тот или иной кабинет, переезд сотрудников был невозможен.
Проходя мимо, Орлов даже не посмотрел в сторону своего кабинета. Дверь была закрыта, а ключ он сдал дежурному еще на прошлой неделе. Теперь там не оставалось ничего, кроме воспоминаний.
К своему удивлению, Орлов застал дежурного на своем месте. Как будто не был уже ликвидирован Российский комитет и кому-то еще было нужно, чтобы человек продолжал сидеть возле молчащих телефонов у большого пустого кабинета. При появлении Орлова дежурный привычно встал, поприветствовал его и тут же сообщил:
— Андрей Петрович, вас ищут сегодня весь день. Звонили уже три раза из Оргинспекторского…
— Кто?
— Ловчиновский.
— Хорошо, я сейчас позвоню.
С Сашей Ловчиновскиим Андрей служил в Инспекторском управлении еще до прихода в Российский комитет. Еще тогда у них установились неплохие товарищеские отношения, хотя полковник Ловчиновский, как и многие сотрудники Инспекторского управления КГБ СССР, относился к Орлову чуть свысока по причине его довольно молодого для этого элитного подразделения возраста, а также из-за того, что тот не работал «на территории». Высокий, худощавый, уверенный в себе, чуть амбициозный и немного артистичный, Саша был добросердечным и отзывчивым человеком.
