Гости не заставили себя долго упрашивать — выкинули на берег лежавшие в лодке палаши, топоры, мелкую походную утварь. Костя осторожно выставил ларец. На дне осталась только пищаль: никто из одноклубников за нее не взялся, Хомяк не напомнил — так и осталась в лодке по молчаливому согласию. Все собравшиеся в лодке люди отошли на корму — нос приподнялся, сползая с берега, и лойма покатилась вниз по течению.
— Если что, заходи! — крикнул на прощание Росин. — Река Суйда! Это между Тосной и Оредежем!
— Зима настанет, приду! — помахал рукой Хомяк.
Он стоял на берегу и смотрел вслед собратьям по несчастью, уплывающим в сторону Тосны, последнему напоминанию о том, что родился он не в шестнадцатом веке, а в двадцатом, что когда-то ездил на мощной американской машине, смотрел японский телевизор и играл с шахматы с тайваньским компьютером. Но как только судно скрылось за поворотом, молодой человек тут же кинулся к затону, столкнул лодку на воду и сильными гребками погнал ее в сторону острова.
Здесь, как и всегда, в любую погоду, светило теплое солнце, колыхалась шелковистая трава, кротко шелестели березы, Никита прошел между белыми стволами почти до середины острова, потом тихонько позвал:
— Настя…
— Я здесь, — отозвалась она из-за спины.
— Я хочу спросить тебя одну вещь, Настя…
— Да, любый мой, — далеко обогнула его девушка и встала в десятке метров перед лицом.
— Я хочу спросить… Я хочу узнать, как ты попала на остров? Ведь единственная лодка у меня.
— Я вообще не попадала на остров, Никитушка, — Настя сдвинулась со своего места и по кругу пошла вокруг Хомяка. — Это ты сюда пришел, суженый мой, желанный мой, долгожданный мой. Это ты пришел и позвал меня по имени. Неужели ты не понял, любый мой? Навь я, Никитушка. Навь мертворожденная. Все мы приходим к тем, кто про нас вспоминает, кто по имени кличет. Приходим званными, и соки жизненные пьем, ибо существовать иначе не можем. Затем я к тебе и пришла, Никитушка, затем к плоти тянулась. Смерть тебе несла, но силы в тебе оказалось бессчетно, силы в тебе на нас двоих хватило. Присохла я к тебе, Никитушка, присушилась тем, что есть во мне вместо души, приросла, как березка на светлом лугу…
— Значит, это все-таки ты убила варягов? — перебил кружащую вокруг нежить Хомяк.
— То не я их убила, — нараспев ответила девушка, — то сами они за смертью пришли. Сами веслами гребли, сами ножи точили, сами руки тянули, сами смерть звали…
— Но ведь в первый раз я тебя не звал?
— Звал, Никитушка, звал, желанный, звал…
От постоянно кружащейся вокруг навки в сознании у молодого человека возникло ощущение нереальности происходящего. Он закрыл глаза, тряхнул головой, а когда снова огляделся, молодой женщины уже не было — и даже трава вокруг стояла свежая, непримятая. Никита Хомяк попятился — а потом сломя голову кинулся бежать. Уже через несколько минут он распластался на холме возле своего дома, тяжело дыша и не желая верить в то, что только что с ним случилось. Рассудок вернуло сытое хрюканье из распахнутого сарая. Хозяин дома машинально прикрыл дверь, заложил ее короткой жердиной, через щель над косяком пересчитал скотину. Вроде, вся на месте.
— Сейчас, подождите, — пообещал он хрюшкам. — Сейчас рыбьи потроха с брюквой запарю, к утру как раз и остынет. Не пропадете.
До вечера требовалось еще достать из торфяника, отмыть и поставить на место оконные рамы, перенести в дом, откопать засыпанный погреб, почистить и смазать свиным салом оставшиеся от «варягов» трофеи, снести их самих в одно место — захоронить дотемна не стоило и мечтать. Так, в хлопотах, весь день и пролетел. Когда в сгустившихся сумерках Хомяк вошел в дом, он запоздало сообразил, что всю кашу съели примчавшиеся на помощь «реконструкторы», и никакого ужина у него нет. Пришлось ложиться голодным. Он забрался под толстое стеганное одеяло, взбил подушку. Лежать одному было странно и непривычно…
— Ты звал меня, Никитушка?
— Нет, не звал.
— Звал, — покачала Настя головой и привычно двинулась по кругу, но уже через пару шагов наткнулась на стену и уперлась в нее руками. — Ты вспомнил меня. А мы, нави, всегда являемся тем, кто нас вспоминает.
— И пытаетесь их убить…
— Мы никого не хотим убить… Мы просто не можем существовать без жизненной силы. Мы не можем создавать ее сами. Ее приходится забирать у живых.
— Что же ты не сосешь жизнь из меня?
— Сосу, — девушка повернула голову к нему, и в сумраке блеснули алые огоньки глаз. — Но ты силен. Ты не замечаешь. Никто не замечает. Просто слабеют и умирают. И все равно вспоминают. До самой смерти вспоминают.
От таких слов по коже пробежал озноб, и Никита надвинул одеяло повыше.
— Ты хочешь меня убить? — спросила навь.
— Нет, — покачал головой молодой человек.
— Это хорошо, — нежить отвела взгляд. — Меня все равно невозможно уничтожить.
— Почему сразу убивать, Настя? — удивился Хомяк.
— Все люди хотят нас убить. Они считают, что из мертвых жить можно только с русалками. Их даже замуж берут, в церковь ведут. А навок хотят только убивать.
— Господи, ужас какой, — не удержался от возгласа Никита. — Как можно жениться на русалке?
— Не всегда знают, что русалка, когда замуж берут, — ответила, глядя на стену, навь. — Иногда знают, но все равно женятся. А ведь они тоже жизнь вытягивают…
— Слушай, а если про тебя Росин вспомнит, или еще кто, — приподнялся на локте Хомяк. — Ты отсюда исчезнешь, да? Рядом с ним возникнешь?
— Нет, — покачала головой нежить. — Я не могу удаляться от острова. Без помощи отца варягов я сгину. Смогу только ночью являться и жизни пить. Перышка поднять не смогу, волосинки на чужой голове коснуться, звука тихого издать.
— А кто он, отец варягов?
— Именем он Перун, званием он варяг, судьбою он отец всех варягов. Когда нового Бога на Русь призывали, его в реку сбросили. Но дети его не предали. Из воды изловили, сюда, на место, где он родился, привезли. Спит он на острове богатырским сном, пока снова земле русской сила его не понадобится. А я не сплю… Почему ты не прогоняешь меня, Никитушка?
— А ты уйдешь?
— Нет…
Никита поднялся из постели, подошел к ней и обнял сзади за плечи. Навка ощутимо вздрогнула.
— Что ты делаешь?
— Я все равно никогда не смогу про тебя забыть.
— Ты можешь уйти отсюда, ты можешь найти себе другую жену… Живую… Ты можешь отогнать меня заговорами нового Бога.
— Не хочу. — Хомяк взял Настю за руку и потянул за собой. — Пойдем, поздно уже. Ночь на дворе, а мы все болтаем. Ночь придумана не для этого…
* * *
Утро началось с запаха жаркого, каковой мог вытянуть из-под теплого, уютного одеяла кого угодно.
