Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно, это чувствовалось по постоянным и ежедневным контратакам, которые отражать приходилось почти каждый раз на новом направлении. Как потом выразился наш командир – это у нас была активная оборона. Пусть так, но мы все равно считали себя в наступлении, и поэтому, когда с нашей стороны началась сильная огневая подготовка по позициям немцев, мы это восприняли как продолжение нашей наступательной работы, усиление натиска. И все же наступать нам было тяжело, чувствовались наши потери, которые мы понесли в ходе наступления от Нарева до Вислы и от Вислы до Хойнице. Такое положение было во всех подразделениях, а в пехоте это было очень заметно. Во взводах было по восемь – десять человек, а пополнения поступали очень скупо. Правда, госпитали наши, и армейские, и фронтовые, возвращали немало ребят, но этого было явно мало.
Техники также не поступало. Не знаю, как в других частях, но у нас это было заметно. Только половина самоходок были боеспособны, а остальные либо требовали ремонта, либо остались на дорогах войны, как памятники героических боев наших ребят.
И все же мы наступали.
Местность была неудобная для ведения наступательных операций – много лесных массивов, заболоченных участков, реки и речушки и ни одного исправного моста. Как тут наступать? Только выберемся из низины на более ровное место и повыше, так нас сразу же накрывает сильный артиллерийский огонь. Потому что такие места немцами заранее пристреливались, и при появлении наших войск открывался огонь на поражение. Выскочить из такого ада всегда нелегко. К нашему счастью, начала улучшаться погода, и наша авиация стала помогать нам, как только могла.
С появлением наших Илов немецкие батареи умолкали, и начиналось прочесывание немецких позиций. Душа радовалась, когда мы наблюдали работу этих замечательных «утюгов». У нас была хорошая связь с самолетами. Командование отлично наводило их на цели, и после их обработки нам становилось значительно легче. Даже наши экипажи иногда пытались вступать в переговоры с летчиками и давали им целеуказания. Я не раз слышал такие переговоры по радио, они шли открытым текстом.
В этот день мы почувствовали, что немцы не выдерживают нашего натиска и начали в разных местах откатываться. А мы не оставляли их без внимания, продолжали вплотную преследовать, чтобы не дать закрепиться, иначе опять придется самим же ломать очаг сопротивления. Впереди был небольшой городок Бюттов, который нам предстояло отбить.
Многое из памяти выпало, ведь прошло столько лет. Восстановить события тех лет сейчас трудно без записок, которые я делал в те дни в своем блокноте. Особенно меня интересовали встречи с людьми, с которыми меня сводила военная судьба. Но так уж получилось, что этому блокноту не суждено было сохраниться, он сгорел в машине вместе с другими бумагами, и мне не удалось воспользоваться теми записями. Но некоторые записи мне запомнились, и теперь они стали основой для настоящих воспоминаний.
Был у нас замечательный офицер, я уже о нем говорил, на все руки мастер, и, как в таких случаях говорят, у него были золотые руки. Да, многие экипажи были благодарны старшему технику-лейтенанту Маргулису за то, что он быстро восстанавливал самоходки после того, как пушки выходили из строя.
На нашей машине большим осколком сделало вмятину на накатнике, и стрелять из орудия было невозможно. Надо было менять противооткатные устройства, но запасных как раз не было. И тут один из ребят в бригаде ремонтников вспомнил, что на дороге ближе к Хойнице стояла подбитая самоходка, еще не оттянутая на ремонтный пункт. Маргулис немедленно принял решение и через два часа был возле нашей машины со снятым накатником. Остальное было делом ловкости ремонтных рук, и мы снова могли вернуться на огневые позиции.
Таких примеров можно приводить много. Слаженная и умелая работа вспомогательных служб нашего дивизиона была нашим отличным помощником в решении боевых задач. Эти незаметные труженики нашего самого «ближнего тыла» были всегда рядом с нами, делили с нами радость наших успехов в бою и горечь утрат. Они также лежали порой во время артобстрелов под самоходками и рядом с нами, с ключами в руках, торопились побыстрее восстановить искалеченную боевую машину. Низкий поклон им за их героический труд.
Немного глубже в тыл, где располагался штаб дивизии, у политического отдела была большая землянка-клуб. Там демонстрировались кинофильмы, выступали с концертами артисты, которые приезжали к нам на плацдарм, выступала наша фронтовая самодеятельность, проводились другие мероприятия. Но бывать нам в ней приходилось редко. Во-первых, не хотелось поздно через лес возвращаться к своему расположению. Во-вторых, у нас не выкраивалось время, потому что стояли мы на танкоопасном направлении и ослаблять внимание просто не имели права. Так за все время только и видели два кинофильма.
Но скучать мы не скучали – доморощенных артистов у нас своих хватало. Особым вниманием пользовался механик-водитель Семен Поздняков. Он был начинен всякого рода историями, рассказывал так уморительно и забавно, не хуже любого артиста. Вокруг него всегда собиралось много ребят, и хохот не умолкал. А если вкупе с гармошкой, то получалось не хуже, чем в именитом театре. Нельзя без улыбки вспоминать эти прекрасные минуты нашего фронтового отдыха.
Напряженная учеба продолжалась, шла подготовка войск к новым наступательным боям. Но оборонительные бои не умолкали. Каждодневно гитлеровцы вели методический обстрел нашего переднего края, авиация противника совершала налеты на наши огневые позиции. При появлении наших самолетов немецкие летчики поворачивали и улетали восвояси. Запомнился мне один бой в начале декабря 1944 года. Два мессера кружили над нашими позициями, а немного дальше кружила «рама». Этот самолет всегда появлялся для того, чтобы что-то высмотреть. А потом следует артналет. Эти истребители, видимо, охраняли «раму», давая ей сделать свое дело. Все знали, что от «рамы» ждать ничего хорошего нельзя.
День был не очень ясный, но видимость позволяла летать самолетам. Но так получилось, что в это время наших самолетов в небе не было. Мы смотрели на немецкие самолеты и сожалели, что они безнаказанно летают над нашими позициями, и ждали, что вот-вот полетят в нашу сторону фашистские снаряды. «Рама» зря летать не будет.
И в это мгновение из-за леса, почти на бреющем полете, едва не задевая макушки деревьев, наш ястребок, взлетая свечой вверх, бросается на «раму». Несколькими очередями сбивает ее и, не дав опомниться «Мессершмиттам», атакует их так неожиданно, что они, наверное, не успели ничего понять и разобраться, что же в конечном счете произошло, потому что один сразу же задымил и дал деру в свою сторону, а второй не решился вступить в бой с нашим соколом, дал побольше газу – и только его видели. Это произошло так молниеносно и тактически грамотно. Мы были поражены мастерством и отвагой нашего летчика. Догонять немца он не стал, а повернул на восток и полетел в сторону Нарева.
За последнее время фашистские самолеты стали появляться реже и стало намного легче. Однако однажды им удалось испортить нам баню. Недалеко от наших позиций, немного в тылу, было озеро. Вот на берегу этого озерка нам организовали помывку. Лед был метров десять, местами пятнадцать от берега, а кое-где примыкал прямо к берегу.
