— А если сделать так: на встречу с Лобовым, как и обусловлено, выйдете лично Вы, расскажите ему, что у Вас все нормально, устроились в Подмосковье надежно, адрес дадим, рация в полном порядке, ждете указаний о работе. В свою очередь, не задавая настораживающих вопросов, запомните, что расскажет он. В конце свидания обусловите новую встречу. Идея понятна?
— Ясно.
— Конечно, предварительно надо хорошо подготовиться. Все это мы берем на себя. Ваша задача — провести встречу так, чтобы не вызвать у него недоверия. Все должно быть естественно, так, как это произошло бы при Вашей работе на разведку. Что касается захвата Лобова, то, когда это сделать посмотрим по обстоятельствам: куда он пойдет, с кем будет встречаться, что будет предпринимать… После небольшой паузы я спросил:
— Теперь слово за Вами, возьметесь за выполнение этой задачи?
— Согласен, я считаю, что это мой прямой долг, — не колеблясь, ответил Костин.
— А не подведете, не растеряетесь?
— Думаю, что нет. Лобов, конечно, дотошный тип, осторожный, осмотрительный, лишнего не скажет, наблюдательный, глаз у него, как говорится, наметан, но в интеллектуальном отношении он все-таки слабоват, особой проницательностью не обладает, и заметить что-либо настораживающее в моем поведении ему будет трудно. Тем более, что по сути своей психологии, его личной приверженности к немцам, он считает, что все, кто согласился работать на разведку, являются такими же врагами советской власти как и он. Другого он не допускает.
— То есть, Вы хотите сказать, что он отнесется к Вам с абсолютным доверием?
— Полагаю, что так.
— Это хорошо, но меры предосторожности все же необходимы, и их надлежит продумать заранее. Постарайтесь мысленно все обмозговать, представить, что Вы действительно встретились. Это поможет четко определить как вести себя, что говорить, на что обращать внимание и прочее. Появится уверенность. Понятно?
— Ясно.
— Значит, в принципе договорились?
— Да.
— Очень хорошо, спасибо. Правда, это пока предварительно, решать будет руководство. Но готовиться надо. И еще просьба. Я дам Вам с собою бумаги и карандаш. Напишите подробно о полученном Вами задании, режиме работы на рации, условиях связи, порядке пользования шифром. Постарайтесь это сделать сегодня к вечеру.
— Хорошо.
Предупредив начальника тюрьмы о том, что Костину разрешено взять с собой в камеру посылку, чистую бумагу и карандаш, а также попросив его дать указание не чинить ему препятствий для работы, я отправил Костина на отдых. Настроение его заметно улучшилось. Ушел он с чувством явного душевного подъема.
Позвонил Салынов:
— Ну, ты как? Сможешь сейчас поехать? Надо обязательно посмотреть все на месте. Буду ждать у подъезда.
Салынов был не один.
— Знакомься, — сказал он при моем появлении, — это товарищ Маслов из подразделения Бойцова, будет помогать нам.
Пожав друг другу руки, мы представились по имени и отчеству. Владимир Иванович, — так назвал себя Маслов, оказавшийся по всем параметрам — возрасту, стажу работы, должностному положению и званию — старше нас с Салыновым, произвел впечатление весьма приятного человека. Он был разговорчив, прост в обращении, уважителен, обладал природным даром устанавливать с людьми нужный контакт в любой ситуации. Держался легко и свободно, что создавало обстановку непринужденности с самой первой минуты знакомства.
На площади Дзержинского спустились в метро и доехали до станции «Комсомольская». Поднявшись наверх, остановились у входа.
— Вот здесь, Владимир Иванович, на этом пятачке, завтра в пятнадцать ноль-ноль, — пояснил я.
— Т-а-к — многозначительно произнес Маслов, окинув взглядом прилегающие к станции подходы и окружающую обстановку.
— Ну, что же, место вроде подходящее, — сказал он после того, как все тщательно осмотрели, — но кое-что придется придумать для укрытия постов наблюдения.
— Это уже решайте вы, — заметил Салынов, вам виднее.
Пробыв на месте будущей встречи агентов еще минут десять и обменявшись мнениями по существу принятия необходимых мер, мы тем же путем, на метро, возвратились в наркомат.
Для окончательной отработки плана операции теперь не хватало лишь адреса «проживания» Костина. Поэтому, я сразу позвонил Смирнову.
— Ну, как, Сережа, с моей просьбой?
— Все в порядке, сейчас зайду.
Адрес оказался, на мой взгляд, удачным. Это был рубленый двухкомнатный с кухней и застекленной верандой домик, находившийся в полутора километрах от Томилино, в некотором удалении от дороги дачного поселка на усадьбе площадью в четверть гектара с тенистым фруктовым садом и любовно ухоженным огородом.
Усадьба была обнесена глухим деревянным забором, окрашенным в зеленый цвет. Из подсобных помещений в доме были чердак, удобный для работы на рации, две кладовки, подвал, а на участке — сарай, летний душ и туалет.
Домик занимала супружеская чета довольно почтенного возраста. Хозяину, потомственному железнодорожнику, незадолго до войны ушедшему на пенсию, шел 74-й год. Жена его, домашняя хозяйка, была на два года моложе. Их дети — двое сыновей, тоже имевших отношение к работе железнодорожного транспорта, находились на фронте, а невестки с внуками в данный момент были эвакуированы в Ташкент к дальним родственникам.
По данным областного управления НКВД хозяева являлись честными, добропорядочными и вполне надежными людьми, которым можно было полностью доверять.
— Спасибо, Сережа, это то, что надо, — заметил я, — внимательно ознакомившись с планом местности и маршрутом следования к домику с указанием видов транспорта и предметных ориентиров.
Отпустив Смирнова, я внес необходимые коррективы в план операции по захвату Лобова и зашел к Салынову. Вместе с ним пошли к Барникову, который, посмотрев план, сказал:
— Хорошо, оставьте. Будьте на месте, возможно потребуетесь.
В приемной комиссара госбезопасности 3-го ранга, начальника управления контрразведки, куда я был вскоре вызван, были Тимов, Барников, Салынов. Я подошел как раз вовремя, когда его секретарь сообщил, что можно заходить. Петр Васильевич Федов сидел за большим письменным столом, на котором возвышалась высокая настольная лампа, напоминавшая зонтик из-за широкого шелкового абажура, из-под которого на документы падал ровный, не раздражающий глаз, свет. Панели просторного кабинета были отделаны плитами красного дерева двух оттенков, установленными в шахматном порядке. Пол закрывал большой со скромным рисунком ковер, к которому от двери вела зеленая с коричневатыми полосами по краям ковровая дорожка.
Комиссар был в расцвете творческих сил, ему едва перевалило за сорок, В темно-сером штатском костюме, белой сорочке с галстуком, в очках солидной роговой оправы на тщательно выбритом приятном лице, с аккуратно причесанной рукой шевелюрой, начинавшей седеть на висках, он производил впечатление сугубо интеллигентного человека. Это впечатление усиливалось от культуры его речи и умения держать себя. Ему были присущи спокойствие, выдержка, уравновешенность, уважительное отношение к собеседникам. Он пользовался репутацией умного, грамотного, обладавшего большим опытом оперативной работы руководителя, но вместе с тем весьма осторожного, не торопливого в принятии решений, избегавшего любых активных действий, требовавших определенного риска. Работникам управления было уже известно, что если Петр Васильевич после прочтения документа стал слегка постукивать пальцами по столу, то это был верный признак его несогласия. Документ либо отвергался, либо возвращался на доработку или попадал в так называемый «долгий ящик», где и лежал до минования надобности.
