Книга Донос мертвеца, страница 51. Автор книги Александр Прозоров

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Донос мертвеца»

Cтраница 51

Громко зовя Игоря, она выбежала со двора, добежала до стекловарни. Бывший танкист хмуро работал там, выдувая на конце длинной трубки прозрачные зеленоватые шары:

— Картышев, тут мне вещь толковую сказали, про Ингу.

— И что? — поинтересовался тот.

— Ты помнишь этого, детину, с Невы?

— Никиту Хомяка?

— Ну да, — кивнула Юля. — Ты помнишь, как он сюда примчался, потому что жена его предсказала войну, нападение на Гдов и поход рыцарей по Луге? Она ведь угадала, точно? Значит, может предсказывать! Так почему у нее про Ингу не спросить? Что мы теряем?

— Юра, — окликнул помощника Картышев, — прими стекло.

Симоненко большим ножом подрезал шар у трубки, зацепил клещами, быстро полосонул крест-накрест и стал разворачивать получившийся лист на смоченный водой верстак, а Игорь, вытирая руки, озабочено пошел на улицу.

— Костя, Росин! — он направился в сторону бумажной мельницы. — Ты мне нужен.

Девушка вернулась во двор.

— Ну как, боярыня? — поинтересовался гость.

— Я думаю, мужики сегодня или завтра съездят в одно место, постараются решить.

— Я тогда заеду еще раз на третий день, узнаю, как сложилось?

— Приезжай, — кивнула Юля.

— Хорошо, — боярин направился к коню, затянул подпругу, поднялся в седло. — Прощевай, боярыня.

— Варлам! — не удержалась девушка.

— Да, боярыня? — остановил коня тот.

— Я, наверное, сегодня перееду…

— Тогда с новосельем тебя, боярыня.

— Спасибо… — кивнула спортсменка.

Боярин Варлам Батов пустил коня в галоп. Юля проводила его взглядом и разочарованно покачала головой:

— Не приедет, — она вздохнула и с сомнением добавила: — Импотент…

* * *

Никита взял кадушку с похожей на содержимое выгребной ямы баландой и понес ее в соседний дом — свиньям. Смотреть на тошнотворное месиво он не мог даже краем глаза: там плавали какие-то рыбные ошметки, распаренная крупа, полупереваренные брюква, репа, морковь, склизкие соленые грибы и еще какая-то мерзость — но хрюшки ели это с таким удовольствием, что едва не нахваливали человеческим голосом. Как-то, в приступе самостоятельности, он попытался сварить им нормальный суп — жрать не стали.

Он вылил баланду в корыто, нервно передернул плечами, увидев, как розовобокое зверье с радостным повизгиванием накинулось на еду, отвернулся. Потрогал печь — теплая. Стараясь не думать о том, почему так происходит, он вернулся в свою избу, уселся перед окном и принялся законопачивать влажным болотным мхом щели между стеклянной рамой и стенами.

Все рамы и все стекла, которые оставались на автомобилях, провалившихся в шестнадцатый век вместе с людьми, он уже поснимал. Часть спрятал в лесном схроне на случай, если при очередном набеге не успеет снять эти, а четыре рамы со сдвижными стеклами, со своего собственного «Доджа», поставил в окна дома вместо той рыбьей кожи, что была натянута здесь раньше. Теперь изба имела двойные стекла, и тепло держала куда как лучше, нежели раньше. Вот только щели имело смысл забить, чтобы не поддувало.

Хомяк вспомнил все те страсти, которые в школе слышал про ужасы старинного крестьянского быта, и усмехнулся. Помнится, училка рассказывала, что топящиеся по-черному печи дымили в дом, чад разъедал глаза, люди спали по полатям под потолком, спасаясь от угарного газа, и жили с открытыми дверьми, чтобы не задохнуться.

На самом деле, все оказалось иначе: печь топили один раз, днем, пока в доме никого нет — все на работах. К вечеру дом проветривался, в нем устаивался свежий и чистый уличный воздух, который быстро нагревался. Вот и все. Массивная печь держала тепло долго — до трех суток, и если ее ежедневно подтапливать, то никаких проблем не доставляла. И чада никакого он не чувствовал, и спал в нормальной постели, сколоченной из досок, закрытых набитым сеном матрасом.

Правда, у себя, в Кельмимаа, он нормальный дымоход все-таки выложил. Но лишь потому, что любил иногда у огня открытого посидеть — и о работе в это время не думать. Позади громыхнула посуда — Никита вздрогнул, но не обернулся, и вообще сделал вид, что ничего не заметил. Просто вспомнил о том, как давно не ел банальной яичницы или просто вареных яиц. В доставшийся ему деревне из скотины имелись только свиньи — кур хозяева почему-то не держали. Соскучившись по банальным яйцам, он хотел выменять несколько хохлушек в соседней деревне, у Ижоры — но после того, как он покаялся тамошнему священнику в общении с нежитью, а потом пошел забирать скотину и не вернулся… С тех пор все местные жители, увидев его, шарахались в стороны, перепугано крестились, и если до сих пор не предали огню — то только потому что боясь сами замараться в нечисти.

Теперь яйца и яичница стали для него навязчивой идеей — но раздобыть в невской глуши нескольких кур и петушка было негде. Яичница-глазунья: разлившаяся по сковородке белизна, над которой проступают ярко-желтые дрожащие шарики, да еще пара ломтиков прячущегося внизу бекона…

— А-а, — упрямо тряхнул он головой. Сказал бы ему кто-нибудь раньше, что основной проблемой для провалившегося в шестнадцатый век человека станет яичница — ведь в лицо бы рассмеялся!

На столе уже возвышался, наполняя избу ароматным дымком, глиняный горшочек, рядом с которым лежала деревянная ложка. Никита сел за стол, с интересом зачерпнул. В густом белом соусе обнаружились тонкие рыбные листики — похоже, нарезанные из спины судака — в которые были завернуты перемешанные с луком соленые грибы.

— М-м, вкуснотища-то какая! — ни к кому не обращаясь, похвалил он.

Поев рыбки и запив угощение водой из стоящей у двери бадейки, Никита подпоясался, сунул за пояс топор, вышел на улицу и, опрокинув стоящие у стены сани, поволок их за собой. Позволил себе немного баловства: сел сверху и скатился вниз с холма, а потом впрягся в веревку и направился вверх по реке.

— Эй, Никита!

Он поднял глаза и обнаружил двух размахивающих руками лыжников.

— Постой! — они подъехали ближе, и Хомяк с облегчением узнал ребят из исторического клуба, ухнувшихся сюда вместе с ним. Или, точнее — это он на свою голову со всей этой компанией связался.

— Постой, Никита…

Того, что со шрамами от застарелых ожогов на лице звали, помнится, Игорь, а второго, немного ниже ростом и пошире в плечах, Костей Росиным.

— Ну, здорово, мужики, — кивнул Хомяк. — Как жизнь?

— Хреново жизнь, — без предисловий ответил обожженный. — У меня племянница пропала, Инга. Может, помнишь — в красном платье, пела еще на берегу?

— Не видел, — покачал головой Никита. — То есть, певицу помню, ее не забудешь. Но здесь я ее не видел, не приходила.

— Мы другое хотели узнать, — переглянулись гости. — У тебя жена-то дома?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация