Перед нами открывался демонический ландшафт войны. Туман поднимался из оврага и становился все плотнее, покрывая ветки елей на высотках. Вдали на фоне серого с красным вечернего неба расстилалась равнина. Синеватые тени и желтые световые пятна играли на белом снегу. Ни одной живой души, ни одного зверя и птицы не было здесь. Только из бункеров поднимался белый дымок от сырой древесины и долго висел над замерзшей долиной, как будто бы какие-то кузнецы выковывали там пули для будущего сражения.
Мы медленно возвращались в рощу сказок.
Ночью падал снег. Он плотным слоем ложился на землю и ветви деревьев, которые охотно несли его нежный груз. Роща постепенно выплывала в раннем свете из тумана.
Внезапно в тишину природы вступила грозная симфония войны. Мы услышали выстрелы русской артиллерии. Эхо на холмах отозвалось во вражеских окопах. Снаряды разрывались далеко в глубоком тылу. Эхо долго продолжало греметь и звучало, словно хором запели духи лесов и полей. Затем первые артиллерийские гранаты затрещали в роще. Звук их разрывов был глухим и грозным. Огонь артиллерии сопровождали разрывы снарядов танковых орудий и противотанковых пушек. К ним добавились характерные звуки минометных выстрелов и треск пулеметов, раскинувших смертельную сеть своих патронов. Русская артиллерия время от времени запускала осветительные ракеты, которые освещали поле боя, разрываясь с таким шумом, словно кто-то бил в барабан. Это был какой-то ураган звуков: стоны, свист, рев, визг. И все тонуло в непрерывных ударах грома. Больше уже было невозможно отличить один звук от другого. Русские начали мощную артподготовку.
Мы сидели в бункере, держа оружие наготове. Только бревна этого убежища да земляные брустверы окопов защищали нас. Однако это все-таки позволяло нам чувствовать себя в относительной безопасности. Хуже было тяжелое ожидание. Атаки не казались такими страшными, как этот ад огненного вала.
Бункер ходил ходуном. Но мы спокойно смотрели на бушевавший снаружи огонь, взлетавшие в воздух земляные глыбы и дым. Черная пыль поднималась, а затем круто обрушивалась на землю. Дождь осколков и замерзшей глины сыпался перед самым входом в бункер.
Серовато-коричневые, черные и светло-серые клубы дыма не давали дышать и щипали глаза.
Так же внезапно, как начался этот артналет, он и кончился. Разрывы снарядов снова сместились в глубокий тыл. Телефонные провода были разорваны на куски, мы не могли получить никаких сведений о происходящем, но хорошо знали: русские атаковали окопы, находящиеся перед нами. Мы поспешили к миномету и подготовили пулеметы к бою. Теперь уже было видно, как одетые в белые маскировочные халаты русские солдаты отдельными группами и рядами атакуют наши позиции. Мы наблюдали, как они падают под нашим огнем, останавливаются и отступают. Прошел час.
Вторая волна наступающих также была встречена огнем немецких пулеметов, гранатометами и минометами. Заметно стемнело, но были хорошо видны трупы немецких и русских солдат, лежащие перед нашими позициями. Санитары вынесли в окопы наших убитых, а раненых отнесли к врачам в полевой госпиталь. Наступила зловещая тишина. Лишь время от времени раздавались одиночные выстрелы.
Роща сказок резко изменилась. Снег больше не был белым: воронки от снарядов покрыли землю, и оттуда поднималась черная пыль. Почва в наступающей темноте призрачно сверкала от осколков снарядов. Роща была вся вскопана. Деревья были вырваны с корнями, и могучие стволы упали на землю, воронки соседствовали друг с другом, снаряды срезали замерзшие ветви со стволов. Разорваны на куски сучья, кора смешалась с осколками гранат. От елей остались одни стволы, лишенные иголок. Красота и жизнь рощи стали жертвами войны так же, как раненые и мертвые, лежащие вокруг.
Однако мы, оставшиеся в живых, выбирали опасность, которая была предпочтительнее убийственного ожидания. В сражениях жизнь проявлялась в диком желании существования. Война вела нас в сказочное состояние, когда странная тоска о схватке с противником проявлялась как в ожидании, так и в действии. В нас пробуждалось нечто первобытное. Инстинкт заменял чувство и превращался в трансцендентную актуальность.
Однако теперь мы, промерзшие до костей, возвращались в наш бункер.
Ночью оружие снова заговорило. Диалог пулеметов передавался от одного окопа в другой. Мы слушали его, неся караульную службу. Ночной туман покрывал белый снег, а сигнальные ракеты сгорали высоко, не доходя до земли, и придавали неподвижным деревьям человеческие черты. Немецкий пулемет быстрыми, короткими очередями стрелял по противнику, внушая нам некоторое спокойствие. Русские пулеметы отвечали после короткой паузы, вмешиваясь своими очередями в стрельбу нашего оружия. От холмов непрерывно раздавалось эхо.
Концерт оркестра оружейной техники был приведен в действие и завершился многочисленными жертвами. На войне правил металл. Трава и лес должны были страдать так же, как и люди.
На следующий день началась атака. Раздались воинственные крики. Артиллерия вела беспорядочный огонь. Заговорили пушки бронетранспортеров и минометы. Последняя атака русских потерпела неудачу перед проволочными заграждениями. Но вечером все повторилось.
Мы посчитали упавших перед нашими окопами немецких раненых и мертвых, после того как их подобрали санитары. Голые статистические факты мало что говорили о жуткой трагедии этих потерь.
Прямое попадание снаряда поразило один из наших отрядов. Мы собирали конечности в кровавом снегу, выкапывали из него человеческое мясо и кости, очищая землю от мозгов. Останки заворачивали в брезент и хоронили в Табаково, словно сражение военной техники делало нас бездушными машинами.
Но и мертвые не находили покоя. Как и в летнюю пору, они часто неделями тлели в поле ржи, пока их не находили могильщики, которые извлекали из земли останки героев и хоронили их на кладбище. А из могил в Табаково трупы вновь извлекали и хоронили их на родине, где они уже покоились в мире и где мертвым доставалась слава.
После боя нам наконец удалось лечь спать. Но многие из нас, и я в том числе, были настолько истощены и обессилены, что им не удавалось заснуть. Как только я начинал дремать, что-то рвалось у меня внутри, а тишина вызывала тяжелые воспоминания. Мы стояли на мосту между жизнью и смертью.
Снова и снова я вспоминал те минуты, когда лежал в воронке от бомбы, а орудийный огонь вспахивал ее края и засыпал меня снегом и землей, до тех пор, пока я не потерял сознание. Мои друзья откопали меня и отнесли в бункер, посчитав мертвым. И когда я очнулся, то решили, что я вернулся из потустороннего мира.
Так мы и жили, соседствуя со смертью. Но не гибель пугала нас, а ее ожидание. Неотвратимость смерти внушала нам ужас. Она не имела своего завершения и не оставляла нас в течение нескольких лет. Она управляла тайными стремлениями нашей души, пробуждала то ангелов, то злых духов. Она наполняла нас, выжимала по капле крови, но и позволяла смиряться с нуждой. Таким образом, это чувство росло внутри нас как здоровое дерево.
Оно то оставалось слабым, как тень, то приводило к отчаянию, то возбуждало необычайную жажду жизни, и возможность гибели падала как спелый плод.
