— Ты знаешь, что с тобой станет? — поинтересовался он. — Я расскажу. Твое гнездо похоти мы выжжем пламенем, а потом поместим туда серебряного ежа. Он будет сидеть внутри, раздирая все вокруг себя, но не даст там ничему загноиться. Потом станем вырезать из твоего тела тонкие кожаные ленточки, а раны посыпать солью, и скоро ты станешь похожа на распустившейся бутон лилии. Потом раздробим пальцы. Каждую косточку, каждый сустав, и станем так подниматься выше и выше, пока руки не станут…
Но во взгляде девушки не читалось никакого страха или волнения, и господину епископу внезапно стало скучно. Он прекратил пересказ подслушанной в этой самой камере речи, отошел к верстаку, поднял нож. Может, просто заколоть ее и выбросить, чтобы перед глазами не маячила? Нельзя, он обещал певунье, что не станет трогать ее друзей.
— Ладно, — хозяин замка разжал руку и выронил нож на темные доски. — Пусть этим через полтора месяца занимается сам…
— Господин епископ! — прозвучал со стороны лестницы запыхавшийся голос. — Там у ворот стоит дама. Она утверждает, что приехала к вашему гостю, барону Анри дю Тозону.
— Вот как! — круто развернулся священник. — Так это же прекрасно! Сбегай на кухню, и пусть они принесут сюда горячее жаркое, пару разных салатов и вина трех… Нет, четырех сортов. Даму я провожу сюда сам.
Грубый привратник, еще неделю назад вместе с отцом пахавший землю, не упустил возможности показать знатной даме свою власть, и не пустил ее даже во двор. Она так и стояла на улице, рядом с небольшой усталой лошадкой, больше смахивающей на пони.
Дерптский епископ, погрозив грубияну кулаком, вышел на улицу и почтительно приложил правую руку к груди, оглядывая гостью с головы до ног.
Голову дамы украшали ее собственные волосы, перевитые голубой лентой и уложенные поверх темного платка с золотым шитьем по самому краю. Платок, в свою очередь лежал на золотой диадеме. Румяные щеки, чуть вздернутый носик. Над правым ухом сверкает жемчужный, сделанный в виде лилии аграф, который дополняют жемчужные же серьги. От вечерней прохлады ее оберегало синее атласное платье, поверх которого было одето парчовое сюрко без боков с длинным шлейфом, причем юбка имела спереди высокий разрез — видимо, специально для удобства верховой езды. Рукава тоже имели разрезы, показывающие светлый шелк подкладки. Правая рука ее лежала на поясе, и на ней соблазнительно поблескивали алым и зеленым светом камни нескольких перстней.
— Господин епископ, если не ошибаюсь? — мило улыбнулась дама.
Хозяин замка протянул руку, и гостья, полуприсев, почтительно прикоснулась к ней губами.
— Проходите, госпожа…
— Регина Болева, — дама сделала книксен, склонив перед правителем голову. — Я ищу барона Анри дю Тозона. Он сообщил мне, что имеет честь гостить в вашем замке.
— О, не то слово, — дружелюбно рассмеялся хозяин. — Он просто не может собраться с силами, что бы его покинуть. Ну, да вы сами в этом вскоре убедитесь. Я прикажу слугам перенести ваши вещи.
— Я без вещей, господин епископ, — виновато развела руками гостья. — Как-то вдруг возжелалось отправиться в путь… Не захотелось тратить время на сборы. Купила лошадку на рынке, и сразу отправилась.
— Привратник примет коня, — кивнул господин епископ, подавая ей руку, — не беспокойтесь. Идемте, я отведу вас к барону. Наверное, вы голодны? Я прикажу накрыть вам обед на двоих.
Молодая женщина с интересом покосилась на кавалера, и доброжелательно улыбнулась, понимая, что хозяин замка посвящен в их с французским дворянином маленькую тайну.
Они поднялись по лесенке, вошли в выстеленный шкурами и коврами малый зал, пересекли его. Гостья с интересом покосилась на отдыхающую на полу обнаженную девицу, которая при их приближении прикрылась краем медвежьей шкуры — втянула щеки, сдерживая эмоции: однако весело тут епископ с бароном проводят время! Что-то ей пораскажет дорогой Анри по этому поводу?
Следом за правителем Регина шагнула в дверь за камином, спустилась в подземелье и испуганно вскрикнула, увидев выложенные черепами стены и неровный белый пол. Повсюду стояли устройства, назначение которых не вызывало ни малейшего сомнения: усеянное гвоздями кресло, тиски, верстак с различными ножами, щипцами и металлическими масками. На поставленном вертикально андреевском кресте шевельнулась освещенная мрачным светом жаровни женщина, подняла голову. При виде свисающих с нее ошметков кожи, Регина охнула — у нее перехватило дыхание, и гостья смогла только испуганно поднести руку ко рту.
— Проходите к столу у стены, госпожа Болева, — гостеприимно предложил ее кавалер. — Сейчас слуги принесут угощение.
— А-а, — попыталась что-то ответить женщина, но ни единого слова произнести не могла.
Дерптский епископ с наслаждение наблюдал за тем, как у нее изменилось выражение лица, как побелела кожа, как она лихорадочно пытается что-то решить для себя, и что-то произнести вслух. Какой разгул эмоций! Какая сила переживаний! Вот тут есть с чем поразвлечься… Не то, что пленная русская девка, бесчувственная, как бамбуковая палка.
— Присаживайтесь, — хозяин замка поднялся на возвышение, на котором стоял его письменный стол, приглашающе отодвинул стул. — Сейчас помощник палача выпустит господина барона из нюрнбергской девы и он составит вам компанию. Или, точнее, вы составите ему компанию, поскольку именно для него накрывается обед. Он, знаете ли, поставил именно роскошный обед с вином, фруктами, салатами и жаренными куропатками условием того, чтобы пригласить сюда очередную грешницу.
— Какую грешницу? — у гостьи наконец-то прорезался голос. Правда, теперь он стал тихим и очень сиплым.
— Виновную в супружеской неверности, — с готовностью пояснил хозяин. — Я, видите ли, являюсь епископом Дерпта и окрестных земель, и поставлен Господом следить за соблюдением его заветов и заниматься борьбой с грехами человеческого рода. Согласитесь, кто-то же должен за этим наблюдать, и карать отступников от Божьих заветов? Вы садитесь, садитесь. Вот видите, Анастас уже несет поднос с салатами.
Женщина послушно опустилась на предложенный ей стул.
— Так на чем мы остановились? — задумчиво почесал нос правитель. — А, на грехах. Вот эта девица, например, преступила заповедь «не укради», — епископ указал на распятую у креста Юлю. — Как вы думаете, она теперь раскаивается в своем грехе? Несомненно! Еще неделя-другая мук, и она несомненно очистится от прегрешения искренним покаянием и душа ее сможет предстать чистой пред Господом нашим. Так что, я смогу спасти бессмертную душу человеческую от власти Диавола. А даже одна спасенная душа — это великий подвиг на ниве служения. Посмотрите на кресло святого Иллариона, уважаемая госпожа Болева. Вы только подумайте, сколько душ смогло очистить лишь оно одно! Правда, сейчас оно пустует, но это ненадолго.
Женщина уперлась взглядом в утыканное гвоздями кресло, и ее начала бить мелкая дрожь.
— Не пугайтесь, так, дорогая Регина, — ласково погладил ее по голове хозяин замка. — В нем совсем не больно. Когда грешнику начинают дробить суставы на пальцах или кости ног, он совершенно забывает про нежное прикосновение гвоздей, уж поверьте моему опыту…
