Еще один звонок. Я выждал несколько секунд и, убедившись, что Гутмана нет рядом с кабинетом, снял трубку.
— Да, слушаю, — чуть недовольным голосом ответил я, чего никогда себе не позволил бы хозяин этого кабинета (отвечая на звонок, он проглотил бы даже дурное настроение). Еще я постарался изменить голос, подстраиваясь под легкую, почти незаметную картавость Гутмана, чуть растягивая его «да» и как бы выражая заинтересованность: «да-а?», и эта манера разговора просилась называться английской или по меньшей мере джентльменской.
— Михаил Сергеевич, добрый день. Александра Сошина, Перовский районный суд.
Судья взяла вопросительную паузу.
— Да, да, — отозвался я, машинально постукивая карандашом по столу (я не сразу сообразил, что и в этом копирую Гутмана).
«Александра Анатольевна, у меня к вам просьба, и выразить я вам ее хотел через моего человека». Нет, это черт знает что! Надо как-то попроще. Правда, покороче не выйдет, хотя бы потому, что имя-отчество у нее длинное, плюс еще придется назвать и свое.
— Александра Анатольевна, от моего имени завтра к вам подойдет человек — его имя Павел Баженов, решите с ним одну проблему.
Пауза. И — утвердительный ответ Сошиной:
— Да, конечно, Михаил Сергеевич.
— И до встречи с ним повремените с докладом начальству. До свидания!
Я положил трубку. И не пожалел ни о чем, разве что о том, что не стер с телефонного аппарата свои отпечатки пальцев.
Едва я принял прежнее положение на стуле, как в кабинет вернулся Гутман. Видимо, он тоже решал важный вопрос: глаза его блестели (так мне показалось). Он устроился за столом и возобновил разговор:
— Итак, сегодня — вручение госнаград. От вас потребуется сказать несколько слов. Я могу набросать текст на бумаге.
— Почему выбор пал на меня?
— Как пример того, что частные структуры эффективно, а в вашем случае — еще и эффектно могут взаимодействовать с правоохранительными органами.
— Другими словами, как коротенькая сноска ссылается на длинное произведение. Боюсь, органы затаят на меня злобу.
После короткого телефонного разговора с Александрой Сошиной меня не прельщала возможность блеснуть красноречием. Конечно, филер может быть доверенным человеком Кремля, но отношение к нему будет соответствующее. Мои глаза видели столько измен и постельных сцен — от робких до пошлых, что были способны ввести в краску любую женщину. А мне для работы с судьей требовалась репутация незапятнанного человека.
— Меня покажут по телевизору? — поинтересовался я у Гутмана.
— Да, церемонию вручения наград будут транслировать на центральных государственных каналах.
— Вынужден отказаться, — в категорической форме заявил я. — Меня будет знать каждая собака. И вообще публичность повредит моему ремеслу. Я могу попросить вас об одолжении?
— Сделаю все, что в моих силах.
— Попросите репортеров не снимать меня. Или во всяком случае не включать меня в сценарный план трансляции, не знаю, как правильно. Виталий Аннинский — вот кто вам пригодился бы. Ему был необходим карьерный рост.
— Кстати, как продвигается следствие?
— Следствие похоже на петуха, который топчет только одну курицу.
— Расскажите подробнее.
Я оценил поступок этого занятого человека и постарался быть лаконичным. Но начал не с «ошибок следствия», а увлекся жизнеописанием Аннинского. Виталий воспитывался в детдоме, окончил суворовское военное училище, затем командное военное училище. Семья для него — это его жена. Год назад они пережили трагедию: их новорожденный умер от «банальной» вирусной инфекции… Если Анну признают виновной в убийстве мужа, что тогда?..
Гутман задумался всего на несколько мгновений, тихо обронив: «Значит, вы просите, чтобы репортеры вас не снимали». Я был убедителен, поэтому он согласился с моими доводами. Он даже протянул мне руку, привставая со стула, и я ответил на рукопожатие. Этот человек был искренен — он уважал мои чувства. И в этом ключе (так мне показалось) поделился со мной сокровенным:
— Сегодня я последний день на этой должности…
Для меня слова Гутмана прозвучали как откровение. И он вдруг стал мне неинтересен. Точнее, он в моих глазах потерял вес. Я увидел его одним из многочисленной толпы директоров газовой или нефтяной компании. Увидел его в другом месте, где он, оторвавшись от кремлевской земли, натурально потерял вес или силу гравитации, которая на территории Кремля буквально подавляла своей энергией.
Впрочем, введенный в заблуждение его неуместным (это при постороннем-то человеке) откровением, через минуту я успокоился: Гутман оставался в президентской команде, он только менял этаж и отдел и, разумеется, кабинет, так что загадка его переезда перестала быть таковой. С завтрашнего дня он — шеф отдела Контрольного управления. И его новая должность заставила меня отнестись к нему по-новому, с настороженностью. В его лице я, сделав «дозвон» судье с его телефона, приобретал серьезного противника. Одно дело, когда твой противник — церемониймейстер, другое — оперативник с неограниченным допуском в управления и департаменты силовых и государственных учреждений. Про себя я подумал: «Опля! Вот это ты сделал дозвон!» И переборол в себе желание продолжить вслух в том же нервном стиле: «Ладно-ладно, я облажался, давай забудем про этот чертов звонок в районный суд».
— Контрольное управление, что это? — спросил я. — Первый раз о нем слышу.
— Конкретно — это Департамент контроля исполнения указов, распоряжений и поручений президента Российской Федерации, — охотно, как мне показалось, на подъеме сил ответил Гутман. И я действительно разглядел яркие мазки вдохновения на его лице, которые могли лечь в основу картины «Прилив». Что называется, пригласите мариниста. Конечно, я понимал его и был готов простить за то, что он разговаривал со стенкой, устремив горячий взгляд мимо меня.
— Удачи вам на новой должности, — подобрал я клише.
Легкий гул голосов; настраиваемый, чуть фонивший микрофон; стук переставляемых стульев. Этакое замкнутое состояние ожидания. И сам роскошный зал походил на вокзал для элиты, в который по недоразумению попали полсотни плебеев. И этот образ усилился, когда диктор поставленным голосом возвестил: «Дамы и господа! Руководитель администрации президента Российской Федерации Сергей Иванов». Я был готов услышать гул идущего на посадку суперлайнера, легкую поступь сбегающего по трапу чиновника, его торжественный шаг за дверью, на которую были устремлены десятки глаз. Я присоединился к аплодисментам лауреатов, одетых кто как: строгие костюмы, смокинги, клубные пиджаки; брючные пары, жакеты и юбки, вечерние платья. Каждый из полусотни приглашенных на церемонию вручения государственных наград принес свой запах — дорогого и дешевого парфюма, и каждый в ожидании начала торжественного акта в буквальном смысле слова пролил свой пот. В общем и целом в зале простерся казарменный запах, приглушенный ароматами одеколонов и духов.
