— Привет, — поздоровался я, снимая с головы шлем. И если бы присел рядом, буквально влился бы в их компанию.
Мой байк возбудил в парне зависть, косуха не прошла мимо внимания его подруги. Мысленно они уже ограбили меня.
— Привет, — вразнобой поздоровались они.
— Можете мне помочь?
— Смотря чем.
— Ищу одного парня. Он из местных. Имени его я не знаю. И вообще мы встречались только один раз — в прошлом году.
— Внешность хотя бы опиши, — сказала девушка.
Парень же пожелал другого:
— Пивком не угостишь?
Кивнув, я вручил парню полторы сотни и приступил к описанию «барабана»:
— Лет тридцати. Последний раз, когда я его видел, на нем были брюки-галифе. Я так думаю, он не расставался со стильной сумочкой и носил ее через плечо. Брови черные, крашеные, в них сережки-гвоздики. Волосы вытравлены перекисью.
— Его Немо зовут, — уверенно сказала девушка и потребовала с парня деньги: — Я за пивом схожу. — Она как будто потеряла интерес ко мне.
— Немо? — переспросил я, возвращая ее в тему разговора.
— Фамилия у него Немов. Его пару дней назад нашли прямо вот за этим контейнером. Под ним была лужа крови. В общем, кто-то выпустил ему кишки. Ходят слухи, что кто-то стоял позади Немо. Одной рукой он сжимал ему горло, а другой делал ему харакири.
— Было за что? — Я вынул пятьсот рублей.
Девушка бросила взгляд на парня. Тот кивнул: возьми. Она продолжила, убрав «пятихатку» в карман джинсов.
— Ну, наверное, было за что, раз он наркотой приторговывал. Или должники свели с ним счеты, или хозяин.
— У него был хозяин?
— Мы его ни разу не видели.
— Крупный такой, представительный…
— Нет.
Вслед за подругой с железобетонного блока встал ее приятель, пряча глаза. Видимо, он не хотел однажды проснуться в луже крови или найти за мусорным контейнером свою подругу с распоротым, как у самурая, животом. Может быть, они и видели дилера, который снабжал Немова героином, но скорее всего — нет. Что касается меня — я получил ответ на основной вопрос, и ответ очень неожиданный: кто-то, разделавшись с Немо, оборвал связь между мной и Виталием Аннинским. Этот кто-то был в курсе всех последних событий, закрутившихся после убийства Аннинского, и действовал абсолютно точно и выборочно. Ни одного лишнего шага. Убийство Сергунина я посчитал его ошибкой. Но не ошибся ли я сам?..
Я думал об этом, глядя вслед паре, которая напоследок обдала меня кислым запахом пота.
Я снова дома. Снова смотрю на рисунок. Спина незнакомца загораживает жертву. Поверх его плеча — четкое отражение шлема, как шелкография на стекле. Вдруг мне показалось, что этот человек сейчас не отступит, а проскользнетв дверь, сделает то, чего на самом деле не было. Но я-то точно знаю, что однажды видел подобное: кто-то, очень похожий на него, действительно проскальзывает в дверь. Плечи у него чуть приподняты, отчего он кажется сутуловатым. Когда и где это произошло? Проклятая память! Я что, пропил ее?
Нет, глядя на этот рисунок, тот эпизод мне не вспомнить. Ответ придет, нужно терпеливо дождаться его, а не насиловать события.
Глава 11
Перекресток Чиркова
С хозяином «Трех гор» я не был особо дружен. Он был одним из нас, мутировавших в таксистов, охранников, полицейских, безработных. В следственном комитете военной разведки он сидел на допах и дорах (дела оперативной проверки или разработки). Удачно женившись (на бизнесвумен), он открыл это кафе. Потом они разошлись (причина их размолвки меня не интересовала), и Николай Школянский закрепил за собой право принадлежности «Трех гор».
Чаще всего Николая называли Колем, как бывшего канцлера ФРГ, и за его тевтонский облик: массивная нижняя челюсть, серо-голубые глаза, светлые волосы. Его бар-ресторан стал местом встреч бывших «одноклубников». Мы занимали лучшие места и были открытыми в общении, может быть, даже громки, но мы никогда не вели себя по-хамски. Порой мы напивались, но не визжали, как свиньи. Часто я замечал, что «рядовые» клиенты поначалу испытывали дискомфорт от нашей «культурной развязности», а спустя какое-то время они входили в состояние внутреннего спокойствия: хоть и подвыпившие и шумные, мы на автомате обеспечивали им безопасность.
Мы с Колем обменялись рукопожатиями. Он нередко, как и в этот полдень, стоял за стойкой бара и обслуживал немногочисленных клиентов. В ответ на вопрос Школянского: «Что будешь пить?» — я положил на стойку ключи от мотоцикла. Он налил мне апельсинового сока и устроился напротив на таком же высоком стуле, нас разделяла стойка.
Я указал на видеокамеру, спрятавшуюся среди винных бутылок на витрине:
— У тебя осталась видеозапись тоговечера?
Зная ответ, я все же дождался его.
— Я о́тдал ее полицейским, — сказал Коль, сделав ударение на первом слоге.
— Ты сидел на оперативной разработке. Не мне тебе рассказывать, как добывать, как хранить, а главное — как сохранитьинформацию, — в свою очередь акцентировал я.
— Ты прав: я успел сделать копию.
— Где я могу взглянуть на нее?
— Да прямо в моем кабинете.
Я впервые оказался в административной части ресторана. На удивление, офис оказался вместительным: три кабинета, включая бухгалтерию, соединенных Г-образным коридором.
Кабинет Коля — без единого окна, в него не проникал шум с улицы, зато здорово дребезжала вытяжка, способная за пару часов расколоть самого стойкого шпиона.
— Устраивайся, — предложил он. И сам занял место за рабочим столом. Монитор на нем занял место в левом дальнем углу, компьютер шумел под столом, как будто «скрыто» соперничал с грохочущей вытяжкой. «Пожалуй, на кухне будет тише», — подумал я, занимая место напротив бывшего сослуживца.
— Какое время тебя интересует? — спросил Школянский.
Я ответил вопросом на вопрос:
— А какое время интересовало полицию?
— Когда вы с Аннинским пришли и когда ушли.
— Но ты отдал им запись с камеры за весь день.
— Точно. Михайлов попросил меня именно об этом.
Я снял с ключей брелок-флешку и передал ее Колю. Он скопировал на нее медиафайл и вернул мне.
По виду Школянского я понял, что стесняю его, но все равно настоял на немедленном просмотре.
— Конечно, — ответил он, набрасывая маску амфитриона, — чувствуй себя как дома.
Мы еще не попрощались, а я заранее поблагодарил его:
— Мои контакты у тебя есть. Обращайся — буду рад помочь. Кстати, ты сам в тот вечер не заметил ничего заслуживающего внимания?
