– Как вас зовут, дяденька? – спросил Степка.
– Зовут меня Николай Васильевич. А тебя?
– Меня Степкой.
– Ну а по отчеству?
– Григорьевич.
– Степан Григорьевич. Так. Между прочим, ты ведь давно выбрался из подвала, Степан Григорьевич. Кого ты ждал?
– А я вас ждал, Николай Васильевич.
– Меня? – удивился мужчина. – А!.. Фонарик!
– Нет. Фонарик мне не жалко. Возьмите, если надо. – Степка не хотел говорить, кого он ждал на самом деле.
В квартире Николая Васильевича жила его старуха мать и сестра. Жена и двое детей, как он объяснил, были отправлены к родным на восток. Женщины еще спали, когда они позвонили.
– Ну, мама, встречай гостей.
– Где ты пропадаешь целыми ночами? – начала было добродушно ворчать старуха.
– Не ворчи. Мы из могилы вылезли. Чудом остались живы.
– Боже мой! Мокрые…
– Всю ночь на ногах в воде простояли. Если не заболеем, то это будет вторым чудом.
Николай Васильевич коротко рассказал, где они пробыли всю ночь, и женщины захлопотали. Старуха принесла два теплых пушистых халата, заставила Степку раздеться и закутаться в халат, пока топилась ванна. Поминутно вытирая слезы и всхлипывая, она принесла по просьбе сына графин водки, кусок сала и каких-то лепешек.
– Степан Григорьевич, посмотри на нее. Почему она плачет? Все кончилось благополучно, мы живы, а она плачет. – Он налил водки себе и полрюмки гостю. – За наше знакомство. Это тебе как лекарство. Пей смело.
Степка усмехнулся и выпил залпом, как это делал отец, но мгновенно вскочил со стула и замахал руками. Ему показалось, что он хватил какой-то удушливый газ, как это было с ним однажды в камере окуривания*.
– Не в то горло попало! – смеясь, сказал Николай Васильевич.
Минуты через две Степка отдышался. Он чувствовал теперь, как по всему телу разливается теплота и слабеют суставы. Глаза слипались, а уши словно ватой заложило.
– Николай Васильевич, а вы где работаете? – спросил мальчик.
– Я, милый мой, механиком работаю на большом судне. Подожди, кончится война, возьму тебя к себе, и пойдем колесить по земному шару. Ты бы хотел стать моряком?
– Мишка хочет моряком записаться.
– Какой Мишка?
– Мишка Алексеев. Я приведу его как-нибудь.
– Ну что ж, приведи. Если он вроде тебя, возьму…
– Он лучше, чем я. Он у нас главный начальник… – Степка запнулся, сообразив, что выбалтывает секрет.
Ванна у Николая Васильевича была большая, широкая. Они залезли оба, головами в разные стороны, и долго сидели в горячей воде. Все лицо у Степки покрылось крупными каплями пота, он разомлел, распарился и незаметно уснул.
23. ЛИКВИДАЦИЯ КРУГА
Уже небо посветлело, когда майор уехал с арестованными. «Круг однорукого» оказался разомкнутым, и нужно было действовать без промедления, пока у врагов не появилось подозрений.
Бураков проводил майора и вернулся в дом попрощаться с хозяйкой.
– Валя, я должен идти, – с грустью сказал он, усаживаясь на стул. – Много работы. Большое вам спасибо…
– К чему благодарности? – перебила она. – Я вас, скорей, должна благодарить. Я себя чувствовала сегодня на передовой линии. Вообще я сегодня многое поняла, чему раньше не придавала значения. Скажите, они очень опасные люди?
– Да. Один какой-нибудь… вот, например, этот однорукий, сто́ит эскадрильи бомбардировщиков.
– У вас очень интересная работа, – с завистью сказала она. – И опасная.
Бураков поднялся.
– Опасная? Да. Интересная? Как и всякая другая, если к ней относиться добросовестно… Потом как-нибудь поговорим.
– Вы любите это словечко: «потом».
Он с сожалением протянул ей руку.
– Увидимся, надеюсь… Разобьем немцев и тогда наговоримся. Не забывайте меня.
* * *
Мишка сидел на лавочке, закутанный в громадный тулуп, рядом с дежурным по улице, с которым час назад нарочно затеял ссору. Они давно помирились, тем более что мальчик догадался извиниться за свое озорство, чем сильно расположил к себе доброго старика. Теплый тулуп дед принес из дома, когда увидел, что мальчик не собирается уходить и милиционеры, пришедшие с ним, относятся к нему благосклонно. Зачем они пришли и что делают на улице, дежурный не интересовался. Любитель-пчеловод, он рассказывал своему новому знакомцу о пчелах.
– Пчела – очень справедливое насекомое. Вот к примеру: если какая беда стряслась, пчела не станет рассуждать, кому в бой кидаться. Всадит свое жало, даром что после этого погибнуть должна… Себя не жалеет. Они очень даже общественные.
Из переулка вышел Бураков с тремя красноармейцами. Мишка узнал его по походке, выскользнул из тулупа и, не дослушав старика, побежал навстречу.
– Товарищ Бураков, все в порядке. Он дома сидит, никуда не ушел. Я сам дежурил.
– Здравствуй, Миша. Ты про кого говоришь?
– А про этого… про шофера.
– Жена его дома сидит, это верно. А сам он давно ушел.
– Да нет… Я вам головой ручаюсь, что тут…
– Не ручайся никогда головой. Шофера уж с полчаса как увезли. Где лейтенант милиции?
Озадаченный таким ответом, Мишка привел Буракова к забору, где спрятался лейтенант. Все вместе они поднялись на крыльцо и постучали в дверь.
Жена шофера, уверенная в том, что это вернулся ее муж, сразу открыла дверь и, увидев милицию, обомлела.
Во время обыска она неподвижно сидела на табуретке около печки, придерживая рукой за ошейник собаку, и на все вопросы отвечала:
– Я ничего не знаю.
Когда Бураков с красноармейцами спустили с чердака радиостанцию, смонтированную в двух чемоданах, оружие, пакеты со взрывчаткой, она заплакала.
К вечеру весь «круг однорукого», все названные им лица находились под надежной охраной. Захвачены были радиопередатчик, оружие, шифр, чемоданы с ракетами и адскими машинами. Следователи допрашивали арестованных, и они, прижатые к стенке вещественными доказательствами и известными фактами, махнули на все рукой и сознавались.
Дело подходило к концу. Особенных сюрпризов ждать не приходилось, и майор, проделав эту невероятную по напряжению работу, решил отдохнуть. Он буквально валился с ног от усталости и бессонных ночей.
Кроме того, хотелось повидать родных. Майор набрал номер телефона.
– Алло! Это кто? Мама, собираюсь к вам приехать. Замучился. Ну, конечно, переночую. Николай дома? Спит? Почему? Хорошо, потом расскажешь. Я выезжаю минут через десять.
