— Может быть, причина в узконаправленном канале, и на большом расстоянии сообщение размывается, вполне возможна потеря части данных. Или наши оппоненты слишком много поставили на эту операцию. Точнее можно будет сказать после изучения прибора.
— Опять прибор. — Генерал недовольно швырнул ручку на стол и вопросительно посмотрел на руководителя оперативным отделом. Сейчас тот был «первой скрипкой», и от его слов многое зависело.
— Думаю, Сергей Юсупов прав, выслеживая врага на корабле, — наконец заговорил оперативник. — Тщательная проверка конструкторского бюро и полигона, где испытывали «Молнию», утечки не обнаружила…
— А что с помощником депутата? — спросил генерал, вновь взяв в руки шариковую ручку. — Как себя чувствует этот любитель халявных денег?
— Попал под волну борьбы с коррупцией, — усмехнулся оперативник. — Не тому чиновнику пытался дать взятку. Взяли с поличным, сейчас в СИЗО отдыхает, лет на семь выбывает из большой игры.
— Выходит, «крот» притаился на «Забияке», а все остальное — круги на воде, — подвел итог начальник военной контрразведки. Затем окинул собравшихся тяжелым немигающим взглядом, не предвещающим ничего хорошего. — Как собираетесь паскудника на белый свет вытаскивать?
— В данной ситуации лучше всего, я думаю, передать всю игру в руки подполковника Юсупова и его вундеркиндов. Все равно они на переднем крае тайной войны. Скачать данные ракет в этот раз не удалось, значит, будут искать другой способ.
— Думаешь, «крот» попытается проверить свою закладку?
— Это только в том случае, если у агента есть связь с центром. Хотя это маловероятно. — Старший оперативник отрицательно покачал головой. — «Крот» себя зарекомендовал как опытный, а главное, осторожный специалист. Поэтому, установив сканер, он находится в неведении происходящего. О своей находке Юсупов никому из командования «Забияки» не сообщил. Значит, повторная попытка будет только по приходу отряда кораблей на базу Оринокского флота.
— Думаешь, до Ниньи «крот» не оживится? — Генерал вопросительно взглянул на полковника.
— Скорее всего, не оживится, — последовал уверенный ответ. — Но, даже если его черт попутает или что-то другое и лазутчик захочет убрать свою закладку, его тут же засекут люди Юсупова.
— Конечно, все верно, — медленно проговорил главный контрразведчик, — как мы рассуждаем, а если находимся на ложном пути? И закладку установил исчезнувший боевой пловец? Подобные штучки как раз в их духе. Что тогда?
Руководители отделов переглянулись между собой, до сих пор молчавший старший аналитик прокашлялся и наконец высказался:
— Абсурд, товарищ генерал, закладку обнаружили после исчезновения водолаза. В случае если бы боевой пловец оставался на корабле, сканер никто бы не нашел. Разве что случайно. Да и вы сами знаете, какую проверку проходят «ихтиандры», да их до седьмого колена шерстят.
— Ну да, всех проверяют, а «крот» таки просочился, — вполголоса буркнул начальник военной контр разведки и хлопнул ладонью по столу. — Ладно, за основу берем ваш план, а когда закончатся учения, проведем «разбор полетов по полной программе»…
Глава 3. Роксолана и другие персонажи
Судьба, фортуна, рок — три составные текущего времени, именуемого одним словом — ЖИЗНЬ.
Человек приходит в этот мир, раскладываются перед ним шкатулки, все они одинаковые, безликие и непрозрачные, и, что тебя там ждет — сладострастная сирена, искрящаяся восторгами фортуна или злой рок, — не узнаешь, не открыв приглянувшийся ящичек.
Бывают люди, которым раз за разом выпадает злой рок или постоянно не везет, и в конце концов они обретают репутацию неудачников. Но бывают и те, кому фортуна постоянно дарит свои улыбки, за что бы они не брались. Им сопутствует удача. Таких величают счастливчиками.
Именно такой себя считала Мадлен Партер, тридцатипятилетняя высокая огненно-кудрая красавица.
Родилась девушка в семье археологов. Родители, английские аристократы, влюбленные в историю Средиземноморья, после свадьбы обосновались на острове Мальта, в родовом гнезде предков. Там появились на свет их дети: дочь Мадлен и сын Арчи.
Вообще, Мадлен с детства считала, что родилась она с золотой ложкой во рту и брильянтом в кулачке. С детства она была окружена любовью и заботой родителей, которые, правда, частенько отправлялись в научные командировки на Ближний Восток и в Северную Африку, но по возвращении всегда одаривали детей по-царски. И где бы они ни находились, всегда были в курсе дел своих отпрысков — следили за здоровьем, успехами в учебе, а те были лучшими среди своих сверстников. По окончании гимназии прежде неразлучные брат и сестра поступили в Сорбонну. В отличие от родителей, тяготевших к истории, Мадлен выбрала изобразительный факультет. Арчибальд, все каникулы проводивший среди развалин Древней Греции и Древнего Рима, тянулся к красоте и изяществу строений, поэтому остановился на архитектуре.
На втором курсе пришло трагическое известие: родители отправились в очередную экспедицию в Сахару, но обратно их пустыня не отпустила. Двухмесячные поиски ничего не дали, и местные власти сочли необходимым известить родственников о случившемся.
Тогда Мадлен впервые показалось, что судьба стала отбирать свои подарки. Она даже впала в депрессию, появились какие-то мутные знакомые, угощавшие ее сигаретами с «леди Хемми»
[10]
, веселящими таблетками экстази. Но, к счастью, вскоре наркотики девушке надоели, ее деятельная натура требовала динамики. Она без сожаления бросила изобразительное искусство и занялась дизайном одежды, а вскоре познакомилась с Бенито, молодым итальянцем, как его прозвали европейские газеты «восходящей звездой моды». Их роман был бурным и стремительным, вскоре молодые люди вместе улетели в Нью-Йорк.
С первой же коллекции Бенито Новый Свет был покорен. Мадлен, которая во многом помогала своему бойфренду, купалась в лучах его славы.
За несколько лет они вдоль и поперек исколесили всю Америку, а однажды, предаваясь отдыху в Лас-Вегасе и хорошенько поддав, поженились в небольшой церквушке на окраине города. Сочетал их браком двухметровый негр с физиономией профессионального боксера.
Постепенно гламурная жизнь, как трясина, все больше и больше засасывала молодоженов в свою бездну. Шумные вечеринки не прекращались, к шампанскому вскоре добавилось виски, а затем и очередь кокаина настала. Все меньше оставалось времени на творчество, а похмелья становились затяжными. Новые коллекции Бенито уже не вызывали щенячьего восторга у прессы и публики. Сам кутюрье превратился в грязного, небритого субъекта с вечно воспаленными глазами параноика. Спасением от его истерик оставались лишь очередные загульные вечеринки, которые со временем стали напоминать оргии.
Происходящее напоминало Мадлен дежавю, только тогдашняя студенческая жизнь с «травкой» и веселящими таблетками сейчас казалась безобидными детскими шалостями.
