Впереди вспыхнул и погас огонек. Там были люди. Пашка ускорил шаги и достал папиросу. Какая-то сила толкала его вперед. Хотелось скорее отряхнуться от грязи. Хотелось быть среди хороших людей с чистой совестью…
– Эй, паренек! Одолжи закурить, – окрикнул мужской голос.
Пашка остановился. Синяя лампочка под воротами соседнего дома слабо освещала военный грузовик. Около него копошился водитель, что-то исправляя, а в кузове сидел бородатый солдат.
– А у тебя огонь есть? – спросил Пашка, подходя к машине и протягивая солдату папиросу.
– Найдем. Вот спасибо, малый… Весь день не курил.
– А ты куда едешь, дядя?
– Приехали вот в город Ленинград с фронта.
– С Финского?
– Точно.
Солдат зажег спичку, прикурил и дал прикурить Пашке.
– У нас в батальоне два таких же пострела, вроде тебя…
– А что они делают?
– Де́ла на фронте хватает… Разведчики. Один с отцом вместе воюет, а второй приблудный.
Помолчали. Пашке не хотелось отходить от солдата. В голосе его услышал он родные, деревенские ноты.
– Дядя, а что такое «совесть»? – неожиданно спросил мальчик.
Солдат ответил не сразу.
– Совесть? Вот, скажем, у тебя есть мать?
– Ну так что?
– Вот, скажем, велит тебе фашист родную мать застрелить, чтобы себе жизнь спасти. Если совести у тебя нет, ты застрелишь…
– А если не мать, а другого человека?
– А это какой человек… Тут тебе твоя совесть в аккурат и подскажет. Врага стреляй, а друга грудью заслони. Или вот, скажем, предатель, кто против своих пошел. У того тоже совести нет…
Солдат не успел досказать. Шофер зашел в кабинку, и машина начала фырчать. Пашка вернулся на тротуар. Его не удовлетворило объяснение солдата. В представлении мальчика совесть была чем-то более мелким, обыденным. Вот, например, он начал воровать, – есть у него совесть или нет? А если нет, если он ее потерял, то навсегда или снова может ее найти? Пашке казалось, что стоит ему бросить игру в карты, раззнакомиться с ворами, и все станет на свое место и, наверное, совесть вернется к нему обратно. И это никогда не поздно.
Грузовик зафырчал, несколько раз громко хлопнул, выбрасывая из трубы огонь, и уехал. Снова тишина.
Пашка стоял неподвижно, забыв, что приближается одиннадцать часов и надо торопиться. Ровно в одиннадцать движение по городу прекращалось, и всех опоздавших, не имеющих ночных пропусков, патрули забирали в отделение милиции, где они и сидели до пяти часов утра.
Какое-то отупение охватило Пашку. Очнулся он, услышав быстро приближающиеся шаги…
– Мишка, ты?
Миша остановился. В первую секунду он удивился, узнав Пашку.
– Ты домой?
– Ага.
– Идем скорей, а не то заберут.
– Мне наплевать! Пускай хоть повесят, – мрачно сказал Пашка. – Хочешь папиросу?
– Я не курю. Идем, идем.
Они пошли по безлюдной набережной.
– Проиграл? – спросил Миша.
– Все продул. Ободрали как липку. Мишка, давай вместе воровать. Я бы с тобой не боялся.
Миша молчал. Он только что простился с Леной, узнал адрес мастерской и думал о том, как приятно будет помочь этой славной девочке. От этих мыслей на душе у Миши было тепло. И вдруг такая встреча! Но делать нечего, приходится разговаривать. Ведь он разведчик…
– А ты давно воруешь? – небрежно спросил он.
– Нет.
– Какой же ты мне помощник? Сразу и попадешься. Посадят тебя в тюрьму, и меня выдашь.
– Нет… я буду молчать.
– Ты лучше скажи, где деньги достал?
– Украл.
– У кого украл?
– Ключ сделал от кладовой и мясо украл у Стакан Стаканыча.
– А кто это такой?
Пашка рассказал о кладовщике, сознавшись, что тот хорошо к нему относился. И он, воспользовавшись доверием старика, смастерил второй ключ.
Миша слушал без злобы. Почему-то ему было жаль этого простодушного на вид паренька, чем-то сильно похожего на Сысоева.
– Я могу всякий ключ сделать! – похвастался Пашка. – Не отличишь.
– Подумаешь, ключ! А ты подумал о том, что теперь тебя в тюрьму посадят?
– Никто и не узнает.
– Сразу узнают. Пришлют собаку, она обнюхает следы – и готово.
– Ну да?! – испуганно сказал Пашка, останавливаясь.
– А ты как думал? Мы таких дураков только и ловим. Обыгрываем в карты, пока не посадят. Это же все нарочно подстроено…
– А если я вас обыграю…
– Не обыграешь.
– А вот обыграю. Достану еще денег и всех обыграю.
Миша понял, что задел самолюбие упрямого парня и, кажется, все испортил.
– Ничего у тебя не выйдет.
– Почему?
– Потому что ты дурак.
– Ну ладно… Посмотрим, какой я дурак! – со злостью сказал Пашка и замолчал.
Миша напряженно думал, как исправить ошибку, и наконец блестящая мысль осенила его.
– А ты про Ваську Панфилова слышал?
– Нет.
– Которого в Фонтанке утопили?
– Кто утопил?
– Вот тебе и кто!
– Скажи, Миша.
– Разболтаешь.
– Я разболтаю? Да я как могила! Да провалиться мне сквозь землю, если кому скажу!
– Ну а если скажешь, сам будешь в Фонтанке, – сказал Миша и, выдержав паузу, продолжал: – Был такой вроде тебя Степка Панфилов.
– А ты говорил Васька…
– Васькой его воры звали. Прозвище у него было Васька Кот. А на самом деле его Степаном звали, – нашелся Миша. – Вот любил в карты играть! А нашим только того и надо. Обыграли его раз, другой, а он все не унимается. Ворует деньги, часы, все, что под руку попадет, и проигрывает. Один раз много денег принес и давай играть. Всех обыграл. Брюнета, и Кренделя, и всех.
– А тебя?
– Меня тогда не было. Да я не люблю с нашими играть.
– Ну а дальше?
– А дальше – финку ему в бок и в Фонтанку.
– А деньги? – спросил со страхом Пашка.
– Деньги взяли и поделили. Понял? Я тебе сказал про Панфилова потому, что теперь твоя очередь.
Миша чувствовал, что его выдумка попала в цель. Пашка усиленно засопел носом.
– Только ты не забудь, – предупредил Миша. – Если кому-нибудь скажешь, сразу в Фонтанку угодишь.
