— Проверь! — кивнул Котенко Седов.
Прапорщик осторожно потянул на себя первую дверь, вторую и доложил:
— Открыто.
Майор тихо сказал:
— В первую комнату вхожу я и Кот, в правую — Давыд и Ганс. Действовать решительно, быстро, но аккуратно; рты предателям заклеить, клешни в наручники за спиной. Естественно, после того, как они оденутся. Ты, — Седов обернулся к Набиеву, — заходишь в левую комнату со мной, включаешь свет. Ганс, определишься с включением сам.
Аппель кивнул.
— Вперед! — приказал майор и шагнул в левую комнату, резко распахнув дверь. Котенко подтолкнул Набиева, тот включил свет и встал, опустив голову сбоку у стены.
От света Кравчук проснулся, зажмурил глаза.
— В чем дело, Салмон?
— В том, господин бывший генерал, что ваш отдых в этом гостеприимном доме закончился.
— Что? Что все это значит?!
— Никак, козел, не въедет в ситуацию, — прибавил Котенко.
Кравчук, лежа на солдатской кровати, открыл глаза. Нервная дрожь пробежала по его физиономии.
— Кто вы?
— Те, кто пришел за тобой и твоим подельником Рыбкиным. Скучно без вас в Москве стало, вот и прислали нас вернуть таких важных персон обратно.
Кравчук взглянул на Набиева:
— Сдал, сука?
— Заткнись, подонок! — резко повысил голос Седов. — Встать, одеться! И без фокусов. У меня нет приказа брать тебя живым, разрешена и ликвидация. Так что выполнять приказ!
Сплюнув на бетон, бывший генерал поднялся с кровати. За ним внимательно следил майор, готовый мгновенно пресечь попытку Кравчука оказать сопротивление. Но предатель и не думал сопротивляться. Он понял: раз за ним сюда прибыл спецназ, то песенка его спета. Люди в масках без всяких эмоций расстреляют его, окажи он неповиновение. Но расстрел — еще полбеды, мгновенная смерть. Спецы могут сделать так, что подыхать придется медленно и мучительно. Лучше уж камера пожизненного заключения, из которой можно попробовать найти выход. Но каков Набиев? Собака, сволочь…
Кравчук быстро оделся и, усмехнувшись, протянул Седову руки.
— Ты чему ухмыляешься, Кравчук?
— А что мне теперь, плакать? Я бы рад, да не умею…
— Руки за спину, — приказал Седов.
— Конечно. Но у меня под кроватью сумка с вещами, кое-какими документами… Сами понесете?
— Тебе на горб привяжем.
— Да, вежливости вас, похоже, не учили…
— С такими, как ты, — нет. Выполнять приказ!
Кравчук свел руки за спину, повернулся. Котенко застегнул наручники на запястьях предателя, развернул к себе и отработанным движением заклеил рот бывшего генерала липкой лентой. Седов указал на кровать:
— Посмотри, что там за сумка.
Прапорщик вытащил дорожную сумку, внимательно осмотрел ее и взглянул на командира:
— А если она заминирована?
— У кого сейчас «Поиск»?
— У Грача вроде…
— Позови его сюда.
Вниз спустился старший лейтенант Грачев:
— Да, командир?
— Проверь прибором сумку на предмет нахождения в ней взрывного устройства.
Грачев просветил баул и сказал:
— В сумке нет взрывного устройства.
— Хорошо. Кот, работай!
Котенко открыл сумку, вытряхнул из нее брюки, рубашки, нижнее белье, спортивный костюм, достал папку.
— Документы какие-то, командир.
— Папку в сумку, остальное оставить на память господину Набиеву. Что по Рыбкину?
— Да он уже в прихожей у стены стоит, мордой в бетон, — доложил Грачев.
— У него сумки не было с собой?
— Не знаю.
— Проверь!
— Есть!
Отправив старшего лейтенанта в соседнюю комнату, Седов указал и Кравчуку на дверь:
— На выход, господин предатель.
Тот что-то промычал, но подчинился.
Грачев доложил, что сумка у задержанного Рыбкина есть, но в ней только вещи, никаких документов. Спецназовцы вывели предателей в кабинет, и Седов вызвал по связи Озбека:
— Бек, это Седой. Доложи обстановку!
— В усадьбе и селении тихо.
— Через пять минут мы начнем отход. Нейтрализуй собак, чтобы не мешали, и оставайся на позиции до выхода штурмовых групп в лес. Затем — отход под нашим прикрытием.
— Понял, выполняю!
Седов повернулся к Коновалову:
— Давай, Пегас, выводи этих ублюдков, — майор кивнул на Кравчука и Рыбкина. — Я на минуту задержусь, потом догоню!
— Понял. Всем отход!
Спецы вывели задержанных во двор, оттуда — на территорию соседнего участка и повели к лесному массиву. Седов же подошел вплотную к Набиеву.
— Запомни, Салмон, а если с памятью плохо, запиши. Дом до 10.00 будет находиться под наблюдением моих людей, в том числе и прослушиваться. И не только дом, но и селение и вся близлежащая территория. Тебе до 10.00 здание не покидать. Женщинам также оставаться на территории усадьбы. Это касается и сына. Никого не принимать. Нарушишь приказ — погибнешь, это я тебе обещаю. Не играй со смертью. И лучше молчи о бывших гостях. Не было у тебя никого, и баста. Понял?
— А если ко мне заявятся местные правоохранители?
— Так у тебя же, насколько мне известно, в хороших знакомых обретаются весьма влиятельные люди — как среди законной власти, так и среди сепаратистов. Имея такие связи, неужели не отобьешься?
— Если вы не помешаете…
— Мы не помешаем. Ты нам не нужен. Пока не нужен… Все хорошо понял?
— Не дурак, понял…
— Хоп, Салмон. До свидания.
— Я бы предпочел больше не встречаться с вами.
— Все в руках всевышнего, не так ли?.. Всё, сиди и не рыпайся!
Седов вышел из дома. С крыши сарая ему показал большой палец на мгновение обнаруживший себя капитан Озбек. Майор махнул рукой и пошел к тыловой сетке забора. Он догнал штурмовые группы на входе в лесной массив. У холма принял доклады Николаева и Озбека, что в селении и усадьбе по-прежнему все спокойно, и приказал Грачеву вызвать полковника Трепанова.
Старший лейтенант склонился над радиостанцией и передал трубку командиру отряда.
— Енисей, это Седой. Финальная акция операции «Восточный вояж» успешно завершена. Кравчук и Рыбкин у нас. Отряд, за исключением Бека, оставшегося в селении, находится на исходном рубеже. Прошу разрешить отход.
— Отход на базу Айни разрешаю.
