Как только Мальцев скрылся за дверью, Миша крупно зашагал назад. До начала занятий осталось времени немного, но он должен был вернуться и позвонить Ивану Васильевичу. У него важные сведения. В Ленинграде живет и работает какой-то ученый-дурак Вася. Старый знакомый Мальцева. «Ученый-дурак». Как-то не вязались эти понятия. До сих пор Миша думал иначе. Правда, ему никогда не приходилось иметь дело с настоящими учеными, и об этом он предупредил Ивана Васильевича, когда узнал, что должен изображать профессорского сына. Иван Васильевич разъяснил, что ученые ничем не отличаются от самых обыкновенных людей, что в Ленинграде они встречаются часто, и, конечно, Миша видел их много раз в трамваях, на улице, не подозревая, что это какой-нибудь профессор или доктор наук. Миша не сразу согласился. Он вспомнил об одной встрече. Весной он с Васькой Кожухом ходил покупать рассаду для огорода в Ботанический институт и там встретил, как ему сказали, кандидата наук. «Вот профессор так профессор! За десять километров видно! – рассказывал он Ивану Васильевичу. – Волосы нестриженые, думает медленно, а ходит важно, как гусь. Увидел нас с Васькой, подошел и по плечу похлопал. „Что, – говорит, – молодые люди, за капустой пришли?“ – „Да, – говорю, – за рассадой“. – „А как, – говорит, – капуста по-латыни называется?“ А мы что… Мы же не знаем…»
Мишин рассказ развеселил Ивана Васильевича, но он уверил, что это был не ученый, а какой-нибудь завхоз*, который и выдавал себя за кандидата наук. Настоящие ученые не важничают. Чем больше ученый, тем он умнее, а значит, проще.
Рассказ Мальцева о глупом Василии окончательно сбил Мишу с толку, и он потерял всякое представление об ученых. Какие же они бывают на самом деле? Но только не такие, как Мальцев. В этом сразу можно угадать шпиона.
Одним духом взбежал Миша по лестнице и позвонил. Дверь открыла Лена.
– А мы знали, что ты вернешься, – с улыбкой сказала она.
– Мы? – удивился Миша, но сейчас же сообразил и кивнул на противоположную дверь.
Лена также молча ответила утвердительным кивком.
Бураков сидел в кухне и внимательно разглядывал привезенные продукты.
– Ну что? – спросил Миша.
– Ничего особенного. Продукты наши. Подозрительного ничего не обнаружил.
– Ивану Васильевичу звонили?
– Звонил.
– Ну?
– Что «ну»? Ну, приехал немного раньше. Мы же не знали точно, когда он приедет. Теперь надо держать ушки на макушке…
– И не называть меня Леной, – с лукавой улыбкой прибавила девочка.
– А меня Мишей.
– Нет уж… Извините, пожалуйста, Коля. Я тебя называла Мишей раньше, когда его не было, а ты меня назвал при нем.
– При нем? Не ври, пожалуйста.
– Конечно, при нем. Он же был здесь. Где-то внизу на лестнице стоял.
– А он слышал?
– Я не сказала, что он слышал.
– Не будем спорить, друзья, – вмешался Бураков. – Если были ошибки, надо их учесть и не повторять. А теперь так… Вернется он из бани и, как я полагаю, завалится спать. Ну и пускай себе отсыпается. А мы, как ни в чем не бывало, будем жить да поживать да поглядывать. Задача у нас простенькая. Не теряйтесь, не смущайтесь.
– Товарищ Бураков, по дороге мы разговаривали, и он…
– А почему ты не в училище? Почему ты здесь, Миша? – спросил Бураков и, спохватившись, закрыл рот рукой.
Но было уже поздно. Слово вылетело, и вернуть его назад было невозможно.
– Ага-а! Попался! – торжествующе крикнул Миша, а Лена захлопала в ладоши.
– Виноват, виноват… Грубую ошибку допустил. Проговорился, – с деланным смущением признался Бураков. – Видите, какая сила – привычка. Голову мне надо оторвать за такую ошибку. Счастье, что нас никто не слышит… А теперь будем считать, что все мы виноваты, и не будем больше попрекать друг друга. Теперь надо сделать выводы. А выводы такие: следить за собой, за каждым словом, за каждым шагом. Всякие словечки непотребные, вроде «пошамать»*, «утекать»*, – долой, изъять из обращения.
– А разве мы говорим «пошамать»? Я даже не знаю, что это такое. Коля, ты говорил? – спросила Лена.
– Нет.
– Это я для примера. Не забывайте, что вы профессорские дети, – сказал Бураков и, перейдя к своим костылям, прислоненным к шкафу, со вздохом взялся за них. – Вы думаете, это легко – ходить на четырех ногах? Надоело и никак не привыкнуть… Пошли, Коля. Ты, наверно, опоздал в училище. Дело делом, а про учебу не забывай.
11. БЬЮТЕФУЛ БОЙ
Да, на первый урок Миша опоздал. Но если бы даже и можно было успеть, все равно он бы не пошел в училище. Какая сегодня учеба! Ему просто не усидеть за партой. После разговора с Бураковым он немного успокоился, или, как говорил Сысоев, «пришел в норму», но не настолько, чтобы внимательно решать задачи или без ошибок писать диктант. А двойки получать не хотелось. И Миша решил «прогулять». Сходить сначала домой, посмотреть, нет ли письма, а потом побывать у Люси в детском саду.
Выполняя волю отца, Миша сохранил комнату за собой, хотя последние два года жил на судне. В начале лета отец был ранен третий раз, и, пока лежал в госпитале, они часто переписывались. Недавно отец выздоровел и снова ушел на фронт. Но где он?.. Четырнадцатого ноября Красная Армия заняла город Житомир. Очень может быть, что и отец освобождал этот далекий неизвестный город с таким приятным названием. По старой мальчишеской привычке, Миша разделил это слово на две части: «жито» и «мир». Что такое «жито», он точно не знал. Лена говорила, что это рожь, но Миша думал, что это какая-то крупа. Во всяком случае, что-то хорошее. Ну а мир – это самое прекрасное слово. Мир – это значит победа. Ведь только после победы наступит прочный мир и судно выйдет в море. Все лето Миша мечтал о дальнем рейсе и досадовал, что фашисты после разгрома под Сталинградом на что-то надеются и не сдаются. Войну они проиграли – это всем ясно. Сысоев утверждал, что, как только Красная Армия подойдет к границам Германии, война кончится. Николай Васильевич думал иначе. «Главное впереди, – говорил он. – Предстоят большие упорные бои. Гитлеровцы будут защищаться до последней возможности». В душе хотелось соглашаться с Сысоевым, но как можно не верить Николаю Васильевичу!
Выйдя на Большой проспект, Миша почувствовал, что сзади кто-то идет. «Уж не следят ли?» От этой мысли он сразу внутренне собрался, но продолжал спокойно шагать не оглядываясь. Было время, когда, получив задание от Ивана Васильевича, Миша в каждом человеке начинал подозревать врага и всегда был настороже. Но тогда у него не было опыта и он был совсем мальчишкой. Сейчас он настоящий разведчик, и не случайно Иван Васильевич сказал, что совершенно за него спокоен. Другой вопрос – Лена. Она даже не предполагает, какие неприятные и неожиданные сюрпризы подкарауливают разведчика. И Мише почему-то вспомнилась прошлогодняя операция по разоблачению воровской шайки. Вспомнились Крендель, Нюся, картежная игра, противогаз, взрыв… Здесь, возле «Молнии»*, был задержан Жора Брюнет, а сам он чуть не отправился на тот свет. Вон там, немного подальше, Брюнет ударил его финкой.
