Телефонный звонок прервал размышления.
– Товарищ подполковник, – услышал он голос одного из своих помощников. – Докладывает Маслюков. Я сейчас накрыл этого… прибалтийского барона с поличным… По радио корректировал огонь около Литейного моста.
– Сопротивлялся?
– Да нет, не успел вытащить оружие.
– Вы откуда говорите?
– Из внутренней тюрьмы. Оформляю.
– Хорошо. Давайте на допрос. Я приду через десять минут.
Иван Васильевич повесил трубку, собрал разложенные бумаги, встал и прошелся несколько раз по кабинету. Через несколько минут предстояло встретиться с врагом, тоже имеющим какое-то отношение к Шарковскому. Со вчерашнего дня, с того момента, когда этот корректировщик покинул аптеку, Маслюков следил за ним. Как он будет себя вести и как строить допрос? Если Шарковский резидент*, то задержанный мог выполнять только его поручения и не знать ни Казанкова, ни Мальцева…
Обстрел прекратился, но стекла окон дрожали от проходивших по Литейному проспекту танков.
Снова зазвонил телефон.
– Я слушаю.
– Это кто говорит? – раздался знакомый голос. – Дядя Ваня?
– A-а, племянница моя, Алечка?
– Да. Я одна дома, – торопливо заговорила девочка. – Коля в училище, а Григорий Петрович ушел куда-то… Он сказал, что, может быть, сегодня не будет ночевать. Он к родственникам хотел поехать. Вы меня слушаете, дядя Ваня?
– Да, да.
– Я прибрала у него в комнате, и там лежат две пластинки. Патефонные пластинки. Коля говорил, что вам нужно позвонить, если что-нибудь случится.
– А где лежат эти пластинки?
– На столике.
– Хорошо. Спасибо, что позвонила. Больше ничего?
– Ничего.
– А как здоровье? Как учеба?
– Все нормально.
– Тем лучше, Алечка. Я сейчас немного занят. Часа через полтора поговорим еще раз.
* * *
Сергей Кузьмич Маслюков, как и Валя Калмыкова, пришел работать в контрразведку с фронта, оправившись после тяжелого ранения, и за короткий срок показал себя с самой лучшей стороны. Маслюков был молод, излишне горяч, но зато настойчив, смел и находчив. Притворяться, лгать, лукавить, выжидать, вести тонкий дипломатичный разговор он не умел. Но если требовалось упорно следить за врагом, собрать о нем сведения, захватить врасплох – это Маслюков делал превосходно. И Иван Васильевич учитывал эти свойства, когда давал своим помощникам опасные задания.
Длинными коридорами прошел Иван Васильевич в конец здания и спустился вниз, в комнату следователей. Здесь его уже ждал Маслюков. На столе были разложены отобранные вещи: портативный радиопередатчик в портфеле, микрофон, пистолет, документы, портсигар, спички, перочинный нож, носовой платок, деньги, кольцо, карандаш, записная книжка и свежий, но сильно измятый номер газеты «Ленинградская правда».
– Вот. Все хозяйство, товарищ подполковник, – весело проговорил Маслюков, откозыряв своему начальнику.
– Отлично. Поздравляю, Сергей Кузьмич, – дружески протянув руку, сказал Иван Васильевич. – Сами обыскивали?
– Сам. Выпотрошил все до основания. Швы прощупал, подкладку распорол… Но, кроме передатчика и оружия, ничего подозрительного не нашел. И паспорт настоящий.
– Как он себя вел?
– Пока машина не пришла, нервничал, по сторонам поглядывал. Ну а здесь успокоился.
– Поглядывал, говорите? Помощи ждал?
– Не знаю.
– Говорили вы с ним о чем-нибудь?
– Нет.
– Расскажите подробней, как вам удалось установить его личность? – попросил Иван Васильевич, усаживаясь за стол.
Вытащив пачку папирос, он угостил лейтенанта и положил ее перед собой.
– Проводил я его от аптеки до дома, – начал Маслюков, – и как раз в это время во дворе находилась дворничиха. От нее я и узнал, что он тут живет, но, давно ли, где работает, какая у него семья, ничего этого сказать она не могла, потому что поступила на место дворника в прошлом году… Но главное было сделано. Адрес установили. Потом я стал искать место, где лучше спрятаться для наблюдений, и встретился с пожилой женщиной-работницей. Познакомились, разговорились. Вы говорили, товарищ подполковник, что мы в своей работе всегда должны опираться на народ.
– Это не я говорил, а товарищ Дзержинский, – поправил Иван Васильевич.
– Совершенно верно. Одним словом, от нее я узнал, что тут имеется старичок, давно проживающий в этом доме. С дореволюционным стажем жилец. И как раз окна его квартиры напротив той, где прибалтийский барон. Ну я и рискнул. Отправился к нему. Чем черт не шутит! Хороший старикан оказался. Два сына на фронте, жена умерла с голоду в первую зиму, а он выжил. Ну, это долго рассказывать. Целая эпопея… Сначала старикан подозрительно настроился, косился, а потом, когда услышал пару фронтовых историй, размяк.
– Та-ак… – протянул Иван Васильевич, давая понять, что остальное он знает из донесения. – Значит, кроме барона в квартире живет старуха. Кто она такая, выяснили?
– Его тетка. Пенсионерка.
– Странно, что он вернулся и поселился в доме, где раньше его знали.
– Это же было очень давно, товарищ подполковник. Он был совсем молодой, а кто его и знал, все поумирали.
– Однако один все-таки нашелся.
– Это исключение… Мой фарт! – похвастался Маслюков, но, встретившись с вопросительным взглядом начальника, пояснил: – Так старатели говорят, золотоискатели. Я ведь фартовый, удачливый, товарищ подполковник. Три раз меня убивали – и никак… Все живой.
– Ну а Шарковский? Бывал он у него?
– Вот этого я не мог установить, Иван Васильевич, – с огорчением сказал Маслюков. – Спрашивал, но увы и ах… Прямо в лоб ведь не задашь вопрос? Я и так и сяк, и насчет лекарств, и про аптеку заводил разговор, но все бесполезно. Плохой я дипломат.
– Откуда у него паспорт? – спросил Иван Васильевич, беря со стола и раскрывая документ.
– Полагаю, какого-нибудь умершего.
– Надо сегодня же выяснить, а если он сознается, то проверить. Давайте начнем допрос.
– Есть начать допрос! Стенографистку вызвать?
– Не нужно, – с улыбкой сказал Иван Васильевич, провожая взглядом уходившего лейтенанта.
Два года, проведенных в армии, наложили отпечаток на молодого человека. Появилась военная выправка, манера держаться, лаконично говорить, но сквозь это все время чувствовался другой, очень гражданский Маслюков, особенно когда он увлекался.
Пока Маслюков ходил за арестованным, Иван Васильевич осмотрел вещи и развернул газету. На первой странице был напечатан приказ генералу армии Рокоссовскому о взятии города Гомеля.
