Сегодня, в пятницу, должен прибыть под видом воина Красной Армии один из агентов-исполнителей. Приехал ли он? А если нет, то надо выяснить, почему задержался.
Лынкис Адам, отпрыск прибалтийских баронов, давно заброшен в Ленинград и работает все время отлично. У него радиопередатчик, и к нему должны сейчас являться люди с той стороны. С Лынкисом Тарантул виделся на третий день своего приезда, дал указания, сообщил телефон Завьялова и условился о новой встрече после прибытия сержанта.
Под аркой ворот дома сидела женщина с красной повязкой на рукаве. Если бы Мальцев не задержался или сделал вид, что ищет номер нужного ему дома, он бы вошел под ворота и поднялся к Лынкису. Но сейчас, встретившись взглядом с дежурной, он понял, что упустил удобный момент. Женщина видела его бесцельно стоящим на улице и могла заподозрить… В чем? Взвинченные нервы обостряли мнительность, а встревоженный мозг – плохой советчик. В каждом советском человеке он видел врага.
Приход Мальцева на квартиру к Лынкису Иван Васильевич предусмотрел, и Маслюков со своей группой знали, что надо делать, если Тарантул явится туда.
Но Тарантул не вошел. По каким-нибудь не зависящим ни от кого причинам агент мог задержаться, и он решил, что лучше всего подождать телефонного звонка, как они и условились. В крайнем случае, чтобы не рисковать самому, к Лынкису послать кого-нибудь другого.
Медленно надвигались сумерки, когда Мальцев оказался на набережной. Неподалеку от моста Лейтенанта Шмидта он увидел на берегу группу юношей в бушлатах. Возле гранитной стенки стояла землечерпалка, а на ней происходило что-то такое, что вызывало большое оживление среди курсантов. Мальцев подошел к ним и увидел, как из кочегарки и машинного отделения землечерпалки вылезали сильно перемазанные, засаленные ребята.
– Эй, Колька! А тебя не узнать. Ты все масло себе на штаны перевел?
– А глаза-то, глаза-то как он подвел! – кричали с берега, сопровождая хохотом каждую фразу.
– Петя! Ты из своей робы борщ свари – жирный будет!
– А сам-то давно ли с живота солидол* соскреб?
– Сашка! – кричал с землечерпалки коренастый паренек. – Иди сюда, я твой рыжий чуб перекрашу. Брюнетом будешь!
– Эй, вы! Нельзя на палубе сорить!
Мальцев некоторое время наблюдал. Он знал, что здесь поблизости находится училище Балттехфлота, где занимался Коля Завьялов.
– Что это они так перемазались? – спросил он, трогая за рукав одного из курсантов.
– В кочегарке… На консервацию ставят, – ответил тот, взглянув через плечо на солидного мужчину.
– Вы из Балттехфлота?
– Да.
– Здесь учится один мой друг, Коля Завьялов. Знаете?
– Конечно, знаю.
– Это не он, вот тот, замасленный?
– Нет. Он, наверно, уже домой утопал.
– Ах так. А я подумал, что и он такой же чумазый.
– Ну что вы. Он штурман, а у них работа почище. Это всё механики, – сказал курсант и вдруг со смехом закричал во весь голос: – Гоша, Кашалот, ты бы сажу с ушей стряхнул немного… Ну и рожа!
– Они что, закончили работу? – спросил Мальцев, когда тот успокоился.
– Ну что вы! Это они наверх погреться вылезли, – пояснил паренек и, завидев приближающегося к группе очень высокого опрятного юношу, прибавил: – Вон Колькин кореш идет. Эй, Крошка! Иди сюда! Вот гражданин твоим корешком интересуется.
– А что?
– Да просто так, – сказал Мальцев. – Спросил, нет ли среди этих чумазых ребят Коли Завьялова.
– Он уже уехал на завод.
– Почему на завод?
– Он там живет с отцом и сестренкой.
– Так ведь Сергей Дмитриевич, насколько мне известно, в командировке? – настороженно спросил Мальцев.
– Да. Он в Москве.
– Почему же Коля на заводе?
– Я же вам сказал, что они временно там живут, на казарменном положении, – квартиру у них бомбой тряхнуло.
– И вы это точно знаете?
– Точно, – с некоторым недоумением, но уверенно ответил юноша. – Я вчера у него был.
– И Аля там живет?
– Ну, ясно, там.
– Странно… – вырвалось у Мальцева.
– А что тут странного?
– Да ничего… так просто. Мне говорили, что Сергей Дмитриевич живет на старой квартире.
– Вообще-то да, но сейчас пока переехали на завод.
Несколько минут Мальцев стоял среди курсантов, не обращая внимания на шутки и смех. Затем повернулся и решительно направился домой.
33. ОБЛАВА
Почти три года с наступлением темноты не вспыхивают яркие фонари на улицах Ленинграда, не освещаются витрины магазинов, не зажигаются рекламы, люстры в домах, и со стороны можно подумать, что жизнь в городе замирает.
Несмотря на темноту, немцы стреляют и по ночам, но это давно никого не смущает. Ленинград живет, трудится, набирается сил и готовится к ответному удару. Где-то в штабе разрабатывается план наступления, и все чувствуют, что час освобождения приближается, что кто-то пишет уже секретные приказы и начинается перегруппировка войск. Ленинградцы видят на улицах танки, «катюши», новые пушки. Они научились безошибочно определять, какие боеприпасы перевозят на грузовиках, какие типы авиабомб отправляют на аэродромы.
Чувствуют это и фашисты. Глазами заброшенных в Ленинград шпионов они видят боевую технику, видят, как накапливаются силы. Но и только. А как узнать, в какой день и час назначено наступление? Где намечен главный удар?
В полной темноте открылись ворота, и три крытые машины выехали на проспект. Во второй машине сидел Миша Алексеев рядом с Трифоновым.
– Фонарем не злоупотребляй, – предупреждал он юношу. – Конечно, зажигай, чтобы дорогу узнать, но на короткий момент. Понимаешь? Вспышками. Фонарь очень сильный… Когда склеп найдешь, свети прямо на него, пока мы не окружим. Я думаю, что особого сопротивления не будет, если застанем врасплох.
– А там они? – спросил Миша.
– Там! – уверенно ответил Трифонов. – Федя звонил с поста. Трое, говорит, пришли из города и скрылись. Сегодня днем туда ходил твой Мальцев. Часа полтора в склепе сидел.
– Так вы тоже нашли этот склеп?
– Если бы нашли, тебя бы с собой не взяли. В том-то и дело, что знаем только приблизительно. Мы же издали наблюдаем.
– У этого склепа три толстых дерева и густая бузина разрослись около входа, – пояснил Миша.
– Вот, вот. Ты и свети на куст.
– А если второй выход есть?
– Вряд ли… Ну а если и есть, все равно не убегут. Мы оцепим все кладбище. Сигналы запомнил хорошо?
– Запомнил.
