Возможно, он был плохим калги-султаном, но степняков знал хорошо, умея отлично играть на их желаниях, противоречиях и насущных нуждах. Гирей знал: мурза мелкого рода не рискнет противоречить воле бея. Знал: мелкие кочевья почти постоянно голодают, и обязательно воспользуются шансом сходить за добычей. Знал: мелкие мурзы не смогут заставить его вести себя по-своему, по-привычному. Потребуй он пять тысяч воинов с Мансур-бея — ногайцы придут. Но наверняка не привезут с собой зерна, потому что оно в походе не нужно, и не стронутся с места, пока степь не просохнет — потому что делали так всегда. Сто маленьких отрядов по пятьдесят всадников восстать против воли самого Девлет-Тирея не рискнут.
Чтобы завершить объезд подвластных кочевий, у отряда ушло почти два месяца, и когда они возвращались к Кривому колодцу, солнце уже начинало по-весеннему пригревать. Снежный наст, подтаивавший днем и подмораживаемый ночью, протестующе хрустел под копытами коней, но время его власти уже уходило, и некоторые склоны холмов уже темнели пропитанными талой водой земляными проплешинами.
— Менги-нукер! — оглянулся на русского Девлет, остановившись возле одной из таких проплешин. — Проедь через нее.
Русский пожал плечами, направил коня к темному пятну. Передние ноги коснулись раскисшей глины и после первого шага просто запачкали бабки. После второго — на них повисли комья глины. После третьего — комья слиплись на ногах в крупные куски, после четвертого — на ногах висели «башмаки» размером с крупный арбуз. Потом проплешина кончилась, и скакун с облегчением потрусил по снегу, еще долго оставляя за собой коричневые следы.
— В конце апреля вся степь станет именно такой, — зловеще улыбнулся Гирей.
Русский оглянулся на проплешину, потом повернул голову к татарину:
— Прикажи запасти побольше длинных ремней. Если так, то нам придется запрягать по четыре-пять меринов в каждую телегу.
— Сколько успею, — отвернулся бей. — Если хочешь выступить в середине апреля, то мы должны выехать из Кривого колодца через две недели.
* * *
К моменту появления у небольшого степного озера Куркулак отряда Девлет-Гирея, созванная им армия собралась почти целиком. По берегам бродили тысячи коней, жадно объедая колышущиеся над водой камыши, на вершинах холмов, на камышовой подстилке, плотно к друг другу стояло огромное количество шатров. Каждый мурза считал своим долгом отправляться в набег с собственным походным домом, кое-кто из их сотников — тоже. А если учесть, что за каждым родовым правителем стояли всего пять десятков всадников, которыми командовал, разумеется, самый уважаемый сотник, — становилось понятно, почему число шатров заметно превышало число отрядов.
— Что скажешь, Менги-нукер? — оглянулся на русского бей.
— Пока все просто отлично, Девлет-Гирей, — кивнул османский посланник. — Нужно сегодня же выступать. Время не терпит.
— Нет, так в нашем ханстве походы не начинаются, — покачал головой бей. — Нужно зарезать пару молодых жеребцов, устроить общий пир, установить командиров тысяч и сотен, общий порядок обоза…
— Ну, так режьте! — огрызнулся русский. — Только быстрее.
Быстрее не получилось, поскольку вначале требовалось поставить шатер, под который, оберегаясь сырости, пришлось нарубать камыш. Опять же, для угощения следовало найти коней, которых не жалко зарезать, но и чтобы старыми или увечными сильно не оказались — позор гостей подобным мясом угощать. Потом угощение надобно сварить и разделать. В итоге, в обширном шатре Девлет-Гирея полсотни мурз, пришедших за добычей со своими отрядами, собрались только на следующий день, после полудня.
Тирц, тоскливо таращась в отверстие в потолке, вместе с Гиреем терпеливо ожидал, пока гости, постоянно ссорясь из-за мест, старшинства рода и возраста, наконец-то рассядутся.
Вмешиваться он не собирался: поди разбери, кто там триста лет назад держал Чингиз-хану стремя, кто поводья, а кто действительно настолько стар, что видел это своими собственными глазами? Угодить сразу всем невозможно — и каждый второй станет считать тебя потом личным врагом.
Наконец гости угомонились.
— Я рад видеть вас своими гостями, уважаемые старейшины! — почтительно приложил бей руку к груди. — Рад, что все вы откликнулись на мой призыв. Смотрю на наши земли и вижу, что уже много лет не оборачивают наши жены свои животы шелковыми тканями. Что сыновья наши пьют кумыс из глиняных плошек. Что вместо грязных рабов моют котлы наши прекрасные женщины. И сердце мое возопит от боли! Ибо там, за Диким полем, богатеют созданные Аллахом для нашего услужения неверные, ласкают женщин, призванных стать нашими наложницами, и поедают лепешки, которые они обязаны почтительно должны подносить к нашим устам.
Собравшиеся в шатре татары одобрительно загудели.
— И я собрал вас, гордые воины, — возвысил голос Девлет-Гирей, — чтобы повести вас на север, в наши богатые угодья, в которых произрастают наши рабы и невольницы, в которых копится наше золото и серебро, чтобы вы могли все это взять! Все, принадлежащее вам по праву.
Мурзы, услышавшие именно то, что хотели, продолжали одобрительно кивать, о чем-то между собой переговариваясь.
— Прости меня, о мудрейший бей, — неожиданно заговорил татарин в литовской железной шапке с бармицей и синем шелковом халате, надетом поверх ватного. — Из уст твоих истекает мед, а желания священны и понятны каждому честному человеку. Но моя полусотня подошла только вчера. На нашем пути сошел снег, но еще не родилось ни единой травинки. Наши кони не могли вытащить копыт из грязи, чтобы сделать хоть шаг, а колеса кибиток обросли глиной настолько, что ее приходилось срезать саблями. Как же мы пересечем Дикое поле, если степь еще не просохла?
— Русские не хуже нас знают, что степь еще не просохла, — неожиданно вмешался Менги-нукер, — и нас сейчас не ждут. Пока ночью падают заморозки, мы можем пройти половину дороги после заката, когда грязь замерзает. А потом — мы захватим русских врасплох, повяжем всех прямо в постелях и уйдем назад уже по просохшей дороге.
Гости опять закивали, надеясь на возможность легкого, бескровного и прибыльного набега. Свалиться на головы, пока не ждут — это удачная мысль. Бей облегченно перевел дух. Он боялся, что русский опять начнет рассказ о необходимости выматывать Московию, чтобы потом захватить, но Менги-нукер сказал именно то, что нужно: дойти можно, полону захватят много и легко.
Девлет-Гирей хлопнул в ладоши, и слуги понесли подносы с горячими мясными кусками. Первый, разумеется, оказался перед беем крупнейших ногайских родов. Гирей вынул из-за пояса тонкий, чуть ли не игрушечный ножик, отрезал кобылье ухо, после чего передал поднос несколько удивленному такой честью русскому.
Тирц немного подумал, оглядывая кучу мяса перед собой. Есть или не есть? Конина все-таки… Хотя, чего еще жрать в походе? Не человечину же!
Между тем, незаметно для глаза неверного в собравшемся у Куркулака войске происходило нечто очень важное: начинался первый в походе пир.
