Пожимаю руку Гуго Краасу. Именно он был этой ночью стержнем обороны. В глазах его беспокойство, рука дрожит, взволнованная речь. Да, за последние двое суток мы потеряли больше наших товарищей, чем за все предыдущие кампании.
По радио мне сообщают о том, что нас сменит 3-й батальон, он подойдет до полудня. Только мы собрались возвращаться на командный пункт, как унтерштурмфюрер Баумхардт просит меня осмотреть и проверить кустарник в 150 метрах от дороги. По его словам, несколько минут назад он заметил там какое-то движение. Петерзилле сразу же направляет машину к кустам, намереваясь издали объехать их. Кольцо вокруг кустов сужается, но я никого не замечаю. Водитель подъезжает вплотную к густым ветвям, я стою в башне. И откуда ни возьмись — русский офицер. Еще секунда, и он у нас на броне и тут же начинает стрелять. Я реагирую не сразу, но вовремя — выхватываю пистолет, спрыгиваю на землю, в полете пару раз выстрелив в нападавшего. Наша БМР останавливается, офицер лежит без движения. Зову Петерзилле. Вдруг раздается хлопок, машину подкидывает вверх, потом она тяжело хлопается о землю. Оказывается, Петерзилле вздумал бросить гранату-лимонку в кусты, а она возьми да закатись под нашу БМР. Больше Петерзилле на подобную тактику ближнего боя не решался.
Прибыв к месту расположения 1-го батальона, мы попадаем под обстрел, но это уже не сильно впечатляет бойцов нашего разведбата. Пехотинцы Фрица Витта не из робких. И это подразделение отличает бесстрашие в бою, спаянность и взаимовыручка. В окопах вдоль дороги я замечаю одного старого товарища, которого обучал еще в Ютербоге в 1934 году. Его фамилия Квазовски, парень ростом под метр девяносто, получил тяжелейшее ранение стопы — осколок гранаты превратил ее в кашу, в кровавое месиво. Так этот восточный пруссак при помощи обычного перочинного ножа сам отхватил раздробленную стопу.
Смена подразделений проходит без сучка и задоринки. Гауптштурмфюрер Хемпель прибывает чуть позже. Хемпель был другом В. Грецеха. Под грохот русской артиллерии мы хороним наших боевых товарищей. Слова прощания заглушает тарахтенье двигателей. Рокадному шоссе больше ничего не угрожает: колонны войск направляются на восток.
Через Житомир мы маршем идем на Копылово и сражаемся во взаимодействии с 13-й и 14-й пехотными дивизиями у ворот Киева. Наш батальон сменяет разведбат одной из пехотных дивизий, а нам предстоит выполнять иные задачи.
В то время как танковая группировка Клейста наступает через Житомир на Киев, части 6-й армии через Винницу атакуют советские части под Уманью. 17-я армия широким фронтом форсирует Буг и двигается дальше на восток. Сейчас брошенные на Киев дивизии 3-го армейского корпуса, которых сменяют части 6-й армии, поворачивают на юго-восток. 30 июля в 3 часа утра мы стоим на южной окраине Зибермановки и осуществляем охрану правого фланга нашего наступающего полка «Лейбштандарт». Уже к 5 часам утра мы доходим до Лещиновки, удерживаемой внушительными силами противника. 2-я рота окапывается у Лещиновки и оказывается под сильным артиллерийским огнем русских. 1-я рота тоже под обстрелом. Около полудня русские пытаются осуществить прорыв своих сил на восток. Вражеские танки сминают пехоту, стараются лишить нас средств противотанковой обороны. Изъять роту стрелков-мотоциклистов не представляется возможным вследствие интенсивного артогня противника.
В этих отличающихся невиданной ожесточенностью боях гибнет унтерштурмфюрер Баумхардт, командир взвода 2-й роты, а командир роты гауптштурмфюрер Краас получает ранение. Командование ротой берет на себя оберштурмфюрер Шпэт. Одному из самых молодых наших бойцов, пехотинцу Хусману, сносит осколком нижнюю челюсть. Рискуя жизнью, товарищи укрывают его в безопасном месте.
В результате смелой операции на БМР нашим пехотинцам удается взять в плен целую роту русских. Рота имеет задачу удерживать мост у Лащевой.
31 июля батальон переподчинен 48-му армейскому корпусу и получает приказ выйти к Ново-Архангельску и, таким образом, замкнуть кольцо окружения под Уманью. К 12 часам дня мы выходим к Ново-Архангельску без каких-либо стычек с противником. Городок расположился по обеим сторонам речки, проходящей через него с севера на юг. Обрывистые берега не позволяют использовать здесь танки.
Штандартенфюрер СС Курт Майер.
Одна из самых известных фотографий Майера, сделанная в начале августа 1941 года, во время боев под Уманью.
От большинства германских офицеров Майера отличал чудовищно расхристанный вид.
Май 1943 года. Зепп Дитрих и офицеры Лейбштандарта
.
Февраль 1943ГО, во время сражения за Харьков. Командиры батальонов Макс Вюнше и Курт Майер.
Июнь 1944ГО. «Фронт вторжения». С перевязанной головой Макс Вюнше, правее Бернхард Краузе, крайний справа Панцермайер.
Еще одна «классическая» фотография Майера, сделанная во время балканского похода и опубликованная на обложке журнала «Иллюстрирте Беобахтер».
Гитлер вручает Майеру Дубовые Листья к Рыцарскому Кресту.
Украина. 1941 год. Майер и Вальтер Штаудингер изучают боевую обстановку.
Пленный роет могилу для убитых красноармейцев. Майер на этом снимке справа.
Минуя первые дома, мы попадаем под интенсивный артобстрел с западного направления. Северо-западнее Ново-Архангельска я замечаю немецкую батарею, несколько БМР и стрелков-мотоциклистов, которые быстро скрываются, уходя на северо-запад. Вероятно, немцы приняли наш батальон за русских. При помощи сигнальных ракет мы тщетно пытались дать им понять, что мы свои. Но куда там! Как выяснилось позже, это был 16-й разведывательный батальон. Подразделение думало, что отрывается от противника, а для нас это обернулось лишними хлопотами.
