– Нет.
– Вы причастны к смерти кого-либо из них?
– Разве что тем, что желала им умереть… Но я никого из них не убивала.
– Однако вы были на Стрэнде в тот момент, когда Бойл был убит.
– Вы тоже там были. Как и сотни других людей…
Положительно, этой упрямой бельгийке нельзя было отказать в логике.
– За секунды до того, как Бойлу стало дурно, вы видели рядом с ним кого-нибудь? Какого-нибудь человека с зонтиком?
Мари задумалась.
– Там было много людей с зонтами, – сказала она.
– И все же?
Девушка беспомощно пожала плечами.
– Не знаю… Я смотрела только на него. Кажется, за ним шел какой-то старый джентльмен, но я не уверена.
– В этом джентльмене было что-то особенное?
– Нет, ничего такого я не заметила. Повторяю, я смотрела лишь на Бойла. Может быть, все это мне показалось… или тот джентльмен был не такой уж старый… не знаю.
– Но кто-то следовал за Бойлом, верно? Таково ваше впечатление?
– Просто человек из толпы, – сказала Мари. – В черном плаще с черным зонтом. Вот все, что я о нем запомнила. Но вы ведь наверняка скажете, что я его придумала, не так ли?
Глава 16
Мистер и миссис Смит
– Разумеется, она все это выдумала, – заявил инспектор Хантер, когда Ксения пересказала ему суть своего разговора с задержанной. – Человек в черном плаще и с черным зонтом, надо же, какие оригинальные приметы! Под них подпадает каждый второй житель Лондона… да вот хотя бы Сайкс! – добавил он, кивая на своего помощника, стоявшего в дверях.
– У вас тоже есть черный плащ, – несмело заметил Джонни.
– Так, я не понял, к чему это ты, – сверкнул на него глазами инспектор. – Между прочим, ты до сих пор еще не представил мне рапорт о том деле на Оксфорд-стрит. Да, да, я вовсе о нем не забыл, так что ступай работать!
При свидетелях упоминание о «деле на Оксфорд-стрит» служило вежливым аналогом выражения «иди к черту» или «катись, сейчас не до тебя». Джонни понял намек и исчез.
– Инспектор, – сказала Ксения, – боюсь, что вы все-таки не правы. Мари Пеллетье не имеет отношения к убийствам, и вовсе не потому, что видела рядом с Бойлом какого-то человека.
– А почему?
– Да хотя бы потому, что Генри Хэйли застрелил снайпер. Вы всерьез считаете, что Мари могла это сделать?
– Да, считаю. К вашему сведению, ее коллеги уверяют, что в тире мадемуазель всегда проявляла исключительную меткость и хладнокровие.
– Одно дело – стрелять по мишеням, и совсем другое – убить живого человека.
– Хм, – задумчиво заметил Хантер, почесывая мочку уха, – что-то в таком же роде мне пытался доказать некий Стэнли Вэниш, застреливший своего кузена, после которого должен был унаследовать нехилые деньги.
– Мистер Хантер…
– Послушайте, вы опять начинаете бузить, как в каком-нибудь романе. У Мари Пеллетье нет алиби ни на одно из убийств, более того – она сама призналась вам, что была на Стрэнде, когда там умер Роберт Бойл. По-моему, все предельно ясно.
– Нет, инспектор. Мне, например, совершенно неясно, кто сочинял некрологи.
– Как кто? Она же и сочиняла, само собой!
– Мистер Хантер, умоляю вас… Вы слышали, как она говорит по-английски? Какие у нее рубленые фразы, какой бедный словарный запас… Что я, по-вашему, зря завела с ней разговор о кино, о танцах? – Хантер открыл рот и недоверчиво уставился на свою собеседницу. – Господи боже мой, да перечитайте вы эти письма, наконец! – рассердилась Ксения. – Их писал человек, который отлично владеет английским… обратите внимание на выбор слов, на то, какие там изысканные обороты! Если автор – иностранец, то такой, для которого английский – практически родной, а Мари лишь с грехом пополам на нем объясняется!
Стивен Хантер потемнел лицом, опустился на край стола и стал ожесточенно чесать макушку. За стеной яростно затрещал телефон. Он звонил долго, пока не выбился из сил, захлебнулся и умолк.
– Все очень просто, – буркнул инспектор. – Она притворяется. На самом деле девушка хорошо владеет английским, просто она сумела вас обмануть.
– Прекрасно, – не стала спорить Ксения. – Только вот владение иностранным языком не скроешь. Полагаю, вы легко узнаете правду, опросив ее коллег.
И тут инспектор воочию узрел, как карточный домик его расследования, который он возводил так кропотливо и с таким трудом, разваливается на глазах. Дело было даже не в знании английского языка. Хантер внезапно понял, что глумливый, бескомпромиссный тон некрологов совершенно не вязался с таким человеком, как Мари Пеллетье.
Значит ли это, что у нее, к примеру, был сообщник? Но Стивен уже знал, что у Мари не было ни жениха, ни друзей-мужчин. По правде говоря, у нее вообще не было друзей.
Тогда кто же мог принять ее судьбу так близко к сердцу, что, не колеблясь, пошел ради нее на преступление? Да никто, сказал он себе, вспомнив некрасивое лицо Мари. И даже не во внешности тут дело, поправил себя Хантер, а в том, что людям в принципе несимпатичны те, кто несчастен. Доброта и сострадание отнимают много сил, они немыслимы без такта, готовности хотя бы отчасти пожертвовать собой, бескорыстия и тысячи других качеств. Куда проще сразу же отмахнуться от страдальца, загородиться своими делами и не тратить попусту время и нервы.
Тут мысли Стивена прервал робкий – можно даже сказать, едва различимый стук в дверь, и на пороге возник Джонни Сайкс. Вид у него, надо сказать, был довольно-таки озадаченный.
– Мистер Хантер, сэр… У нас новое дело. На Оксфорд-стрит.
Ксения так и не поняла, отчего инспектор побагровел и уставился на подчиненного с раздражением, переходящим в ярость.
– Сайкс!
– Только Оксфорд-стрит не наша, а та, которая в Сент-Джордж-Хиллз, – выпалил Джонни, одним глазом умоляюще косясь на Ксению, чтобы она защитила его в случае чего, а другим глядя в лицо инспектора. – Это деревушка в Суррее, и… В общем, оттуда только что передали…
– Суррей – это где в последнее время люди исчезают, что ли? Я этим делом не занимаюсь, – буркнул Хантер. – И вообще я еще не закончил допрос подозреваемой в двойном убийстве.
– Боюсь, сэр, нам придется все оставить и ехать в Сент-Джордж-Хиллз, – твердо промолвил Джонни. – Таков приказ начальства.
В глубине души послав судьбе смачное проклятие, инспектор Хантер сполз со стола, попрощался с Ксенией, пообещав и дальше делиться с ней новостями, и отправился к шефу – узнавать, из-за чего, собственно говоря, ему надо бросать на полпути многообещающее расследование и тащиться в глушь, которая лично ему была совершенно неинтересна.
«Черт, так я и знал… Небось отнимут у меня дело бельгийки и передадут хлыщу Чемберсу, у которого дядя – важная шишка в министерстве чего-то там… Типа как хлыщ сам все раскопал, ага! Знаем, знаем мы такие фокусы, не первый год в полиции тянем лямку… А на меня свалят какое-нибудь безнадежное расследование у черта на рогах. Чемберсу, само собой, все пряники и награды, а мне – ничего, кроме поездки в Суррей. И дело-то наверняка будет безнадежное, хуже некуда… черт, черт, черт!»
