Местная инфекция
Случился какой-то перелом. То ли друзей не осталось. То ли привык ко всему. На выездах, на митингах, раздачах «гуманитарки» и прочих контактах с местными накатывала тоска...
Вот в один такой день приехали из Кундуза, выпили с ребятами водки. Немного вроде. А к утру я был готов уже предстать и покаяться во всех грехах перед Аллахом. Это было что-то невообразимое. Желудок, диафрагма и все внутренности вели себя совершенно безобразно. Они медленно и основательно сжимались. Это было видно без очков. Пресс брюшной волнами ходил. На несколько секунд мышцы расслаблялись. Я успевал делать два-три вздоха. И все начиналось снова. Через час таких мучений я поверил, что внутри, в животе, у меня поселился кто-то мощный и мускулистый. И пробует силу своего кулака. Вот уже за сердце прихватывает «мозолистой рукой».
Пришла Татьяна. Посидела на краю койки, потом взяла зеркало с соседней тумбочки и показала мне меня.
Маска!
Пьеро!
Гоголь на смертном одре! Что-то она пробормотала, вышла. А через минут десять к модулю подкатила «Скорая помощь» из медсанбата. Ну, конечно, кто приедет спасать редактора. Венеролог и анестезиолог.
Через полчаса я возлежал, все в тех же корчах, на широкой кровати в палате интенсивной терапии. Вокруг – консилиум.
– Что ел? Что пил?
– Водку. Немного. Сок апельсиновый.
Сквозь лиловый туман до меня доносились голоса:
– Ничего не могу понять. Спазмы... Тахикардия... Возьмите кровь. Местная инфекция? Ботулизм?.. Баралгин...
Мне сделали два укола, кажется, внутривенно. Руку перетягивали. Потом все поплыло.
...Я лежал на широкой кровати с какими-то кронштейнами. Палата. Что я здесь делаю? А, вспомнил. Но ведь ничего не болит. Здоров. Черт возьми, что же это было? Вот и вещички мои на стуле. Я быстро оделся... Поймал на себе изумленный взгляд. Это смотрел солдат, опутанный сложной системой трубок. Ну да, это же интенсивная терапия.
– Выздоравливай, брат, – я выскользнул за дверь.
Приступы такие у меня были потом еще два или три раза, и все на восточном направлении. Но я уже знал волшебное средство – баралгин.
Рахат-лукум
Странно, что на моих пленках, в записях, в памяти – ничего не осталось от таких желанных отпусков. Очередных, как говорят в армии. Все остальные они либо с наградами за труды, либо с бедой связаны. Одно вот, пожалуй, хорошо: на вопрос: «Ну, как там, в Афгане?» я научился отвечать «Нормально, старик! Обычно». И (о чудо!) все остальные вопросы умирали сами собой.
В октябре 1982-го, возвращаясь из отпуска, я зашел в редакцию окружной газеты «Фрунзевец». Встретил меня редактор – полковник Стуловский Владислав Васильевич – приветливо, угостил чаем и коньяком в своем кабинете. Сказал: «Ну, навоевался? Жди приказа. Твои материалы я читаю. Ты нам подходишь».
Думалось, что все к лучшему.
Тридцать два года.
Капитан. И даже «досрочно», но без лизания начальственной задницы.
Представлен к Красной Звезде, но кадровики мудро решили, что такой крысе кабинетной, как редактор дивизионки, больше пойдет «За службу Родине в ВС СССР 3-й степени».
Холуек один из партучета мне сказал ехидно: «Ишь ты, что захотел. У начальника политотдела нет еще ордена. А тебя на Красную Звезду?»
Новый ответственный секретарь и новый корреспондент – люди опытные. Один вообще из кабинета не вылезает и по пьяни все пристает, зачем это я на боевые езжу? А второй наклепал кипу заметок и тут же, обходным маневром через политотдел, укатил в Союз с большим фанерным чемоданом – «Волгу» выбивать. Тогда пошла такая струя: если 25% чеками заплатишь, то остальное рублями. И бери себе «Волгу» вне очереди.
Но это же что нужно было делать, чтобы в Афгане накопить эти 25%? По-честному? Конечно, если вести праведный образ жизни. Но толку от такого офицера было немного. Смешно, но в тот же Афганистан потоком шли новые «Волги». Правда, 21-е. Но афганцы их очень любили. Они вообще любили подарки, щедрость.
Как и весь Восток.
Щедрость и власть.
И вновь мне вспомнилось заключение Игнатова: «Мы здесь впервые столкнулись с капитализмом...»
Приказ
Приближалась осень. В редакцию как-то заскочил худощавый, очень интеллигентного вида майор из спецпропаганды. Он мне понравился. Умный, ироничный, с тонким юмором. Майора звали Владимир Щур, и он сказал, что лично видел выписку из приказа по округу, где сказано о моем переводе в редакцию газеты «Фрунзевец» на должность корреспондента отдела боевой и физической подготовки.
Щур мне еще запомнился в ту пору вот чем. Я, узнав, что он – кандидат наук, уважительно спросил его о теме работы. Майор помедлил, снял очки, комично важно протер их и выдал: «Молодежное движение в Бангладеш». Я от души рассмеялся. Еще букет на могилку Кафке! А Щур не обиделся. Он был умен и тактичен. Кстати, от него же, позже, я услышал замечательную историю, как его отец, уже в преклонном возрасте, выучил французский язык только для того, чтобы прочитать «Кодекс Наполеона» в оригинале.
Насколько я понял, Щур был фаталистом. Мне довелось сопровождать его в несколько гиблых мест для переговоров и контактов с местными авторитетами, так он никогда не брал оружия.
– Ну, во-первых, вы до зубов вооружены, и если что, то защитите. А во-вторых, если подорвемся, так на кой этот пистолет нужен?
Знакомство наше продлилось на долгие годы. Щур был из тех «спецпропагандистов», которые вроде в Афгане и не служили, но провели там в командировках, на операциях года по три в совокупности, не меньше.
Уже под развал СССР за такими «спецами» признали право на «афганские льготы», то есть стали числить официально в воинах-интернационалистах. Тогда же в число участников боевых действий за «рубежом родной страны» включали и гражданский персонал 40-й армии, и работников Военторга. Это было правильно. Тот же водила автолавки или «шаланды» с мукой и сахаром, минералкой и соком – он шел в колонне, не всегда вооруженный. И его бросали в первую очередь. Не боевая потеря! У некоторых, правда, было свое оружие. Видел я у одного «ППШ» без приклада. Они оставляли свои обрезы в Хайратоне у знакомых, когда уезжали в Союз за товаром, а потом, возвращаясь, забирали. Вот ведь тоже заморочка: в Союзе за автомат без разрешения – лет пять могли впаять. А в Афгане, напротив, если ты без оружия, вроде как евнух.
Кстати, в самом «Свидетельстве о праве на льготы» было напечатано: «Предъявитель настоящего свидетельства за успешное выполнение заданий Правительства СССР имеет право на льготы, установленные постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 января 1983 г.». Это теперь смешно читать. Тем смешнее, что к печатному бреду в конце 90-х стали от руки приписывать следующее: «имеет право на льготы, установленные п.1 ст.16 Федерального закона о ветеранах». К сему еще полагались печати с орлами. Две эпохи в одной восьмушке. А льготы главные вот какие для меня получились: в сортир на вокзале бесплатно, на автобусе тоже и, хвала КПСС, на электричке и в метро. Все там остальное офицер, отдающий себя службе, реализовать не мог. Какое, на хрен, «садовое товарищество»? И вот что интересно: мало кто читал это постановление ЦК КПСС. В свое время оно было «закрытым», а позже необходимость в нем отпала. «Афганцы», ушедшие в криминальный бизнес, и криминал, оседлавший «афганские льготы», быстро разобрались, что к чему, и без ЦК КПСС. Но при поддержке со стороны молодой и очень хищной своры – ЦК ВЛКСМ. Но это все в будущем. А пока год за два, и до постановления ЦК еще три месяца.
