Месяца за два до окончания вывода, а «процесс пошел» с мая 1988 года, стало известно, что командующий 40-й армией генерал-лейтенант Борис Громов возглавит Киевский военный округ, после того как «последний советский солдат покинет афганскую землю».
Не то чтобы Громова не любили на украинской земле, но в политический расклад он явно не вписывался: больно популярен. А впереди – выборы в Верховный Совет СССР. И Громов – кандидат, как и положено, ибо все командующие округами по традиции – члены Верховного Совета СССР. И еще штабным было ясно: в их тихую заводь Громов свою команду приведет – молодую, злую и голодную. Хоть Киев и «мать», да Москве наплевать. Разумеется, по тем временам.
Итак, посланцы. Павел Рожко – функционер ЦК ЛКСМ Украины. На деньги этого ЦК организована поездка (авиабилеты, суточные, гостиница, подарки воинам-интернационалистам – вон они, будильники в коробках, заводные, на шестнадцати камнях). Нормальный мужик – в самые горячие дни в Чернобыле отработал и не только речами. На вид крепок, а есть нехорошая желтизна в лице, устает быстро. Григорий Клубный – капитан, начальник отдела комсомольской жизни окружной газеты, молодой человек вида гусарского. И тоже чернобыльский стаж за плечами. А куда денешься? Пошли войска – пошли и военные газетчики. Третий – майор Акбар Акбарович Аллахвердиев. На данный момент – подчиненный капитана Клубного. И тут есть вопросы.
Во-первых, Аллахвердиеву – около сорока. В партии с восемнадцати лет. Какой тут комсомол?
Во-вторых, по данным личного дела, он пять лет отслужил в Афганистане, имеет три ордена и при этом трижды уходил с полковничьих должностей на майорские, а тут и вовсе согласился на капитанскую, хотя по срокам – подполковник «на выданье». О возрасте речи нет, из запаса призывался лейтенантом, в двадцать семь лет от роду. Карьерист, однако!
В-третьих… Да хоть до ста считай странности лысого «комсомольца», который к тому же не отказался бегать по этажам в качестве выпускающего. А этот случай, когда Аллахвердиев сцепился с десантником, двухметровым детиной, хваставшим на попойке, что ударом кулака убил пленного «духа». Или как третий орден ему вручали, Красной Звезды. Вызвали в штаб округа: «Распишитесь». Редактор на собрании предложил рассказать: за что такая высокая награда? И что же в ответ услышал? «Не знаю. Наградной лист командующий подписывал. Наверное, за информацию своевременную». И все. Хотя орденок-то вечером обмыл не скупясь. Кстати, не бывать Акбару в посланцах, если бы в тот самый момент, когда решалось, кому представлять округ на выводе войск, он не предъявил редактору восьмушку плотного глянцевого картона, на которой красным и черным по белому значилось:
«Удостоверение. Тов. Аллахвердиев Акбар Акбарович зарегистрирован доверенным лицом кандидата в народные депутаты СССР тов. Громова Б.В.». Далее шли подписи серьезных людей, скрепленные большой черной печатью, и дата 31 января 1989 года. И молчал ведь!
По причине убытия делегации в далекие края в отделе информации прошло традиционное мероприятие, на котором майор Мироник, военный Бахус во плоти, борясь с непослушным языком, сказал «золотое» слово: «Вы – пос-лацы… Пос-ла-ны-цы… Матери. Понятно, да? Сейчас… Посланцы матери городов! Батькивщины русской!» Акбар с уважением относился к Миронику. Пьян, да умен! Водил дружбу с самим Мелитоном Кантария, и даже что-то о нем написал.
ПРАХ ВЕЧНОСТИ
(ОКПП «Термез». 14 февраля 1989 года)
– Чертова пыль. Едкая, в горло лезет.
– Дыши. Прах вечности в твоей гортани.
– Это образно? Прах?
– Натурально… Может быть, от Македонского молекулу вдохнул сейчас или от Чингисхана. Так что не отплевывайся, Заратустра не велел, особенно у воды. Он тоже неподалеку родился, в Балхе, кажется.
– Ага! Прах вечен – точно, как битая посуда.
Клубный и Аллахвердиев вяло переговаривались, пытаясь укрыться от пронизывающего ветра. Они стояли у пограничного знака при въезде на мост, оттиснутые толпой гражданских журналистов к стальной опоре. Внизу, метрах в десяти, бурлила мутная Амударья.
– Джейхун… Она же Оксу… Она же Аму и Пяндж.
– Как? Джейхун? Оксу, Пяндж – слышал…
– Бесноватая – Джейхун. Сменит русло, и конец городам и кишлакам. Песком заносит.
Внезапно среди журналистов наметилось оживление. Образовался коридор, ощетинившийся объективами и микрофонами. Сквозь красноватую муть пробились слепящие точки фар. Клубный защелкал диктофоном, продрался вперед, не обращая внимания на ропот «телепузиков», увертываясь от тяжелых кассетников. Был у операторов такой прием: резко развернув камеру, въехать конкуренту в «жбан» и с наслаждением извиниться.
Аллахвердиев, напротив, блокнот – и тот спрятал поглубже. Теперь время смотреть. Смотреть, видеть и чувствовать. Глаз надежней объектива и память – впитает больше, чем бумага. Странно, но гомон толпы и визгливые сигналы с того берега вызвали в нем нарастающую тревогу.
Мягко урча, выплывали из полумглы бронетранспортеры. Полоскались на ветру флаги, вздувались по бортам кумачовые транспаранты. Прищурившись, гордо смотрели вперед офицеры и солдаты, сидящие на броне. Ордена, медали, значки поблескивали на ватных куртках. Правильно, иначе застудили бы ребят… Что-то колыхнулось в памяти… Да, в русской армии давно позволялось – медали на шинелях. Грушницкий, Ледовый поход… Интересно, чекисты тоже носили на кожанках… Банты, ленточки…
– Это полк выходит? Господин майор, это дивизион?
Аллахвердиев неохотно вернулся в реальность. Рядом стоял явно иностранный репортер в потертой красной курточке. И явно «профи» – ни диктофона, ни видеокамеры. Блокнот и простой карандаш – все его «оружие». Правильно – графит не мерзнет!
– Нет. Это подразделение связи, батальон. Не весь, часть.
– Вы думаете, все войска выйдут из Афганистана? Завтра?
Черт, как он шпарит по-русски. Почему они не верят, что вывод войск окончателен? Есть сомнения? Ведь недаром спрашивают. Он машинально принял визитку. Француз. Ну да, эти хорошо помогали моджахедам. Негромко, но крепко. Госпитали, волонтеры, гуманитарка. «Семерку» на Елисейских Полях принимали. Опять же, арабы не только в Неджабе живут.
– Ответственно заявляю. Им там нечего делать. Апрельская революция победила. Сошлитесь на меня. Вот только визитки не имею, простите. Майор Аллахвердиев.
Репортер усердно строчил, не поднимая глаз, но, услышав фамилию, вскинулся и так остро, хитро глянул…
Аллахвердиев решил перевести стрелки, поскольку следующий вопрос мог породить некорректный или, что хуже, лживый ответ. А напрягаться не хотелось. Вроде не перебрали вчера, а состояние какое-то…
– Смотрите, вот, у них на глазах слезы, и они улыбаются, радуются. Эти надписи на бортах – они вам понятны?
– О, да-да, спасибо, – ответил француз с такой определенностью, что Акбар сразу уловил: не нужны ему эти лозунги в своем «монде».
