И эти, со своим эмиратом «от можа до можа». Будто все сядут сложа руки. Нет, каждый, кто в силах, будет свое защищать. Ну и чужое прихватывать, если по зубам не дадут. Вот такой эмират и есть «Союз нерушимый». И скрепа его – собственность. Ой, зря они поставили на Дагестан. Здесь испокон веков воевали из-за клочка земли, политого потом и кровью.
Из «Джемаля» Аллахвердиева увезли на следующий день после казни русского сержанта-контрактника на том же покрытом коркой грязи «Хаммере». Султан сдержанно, по-европейски, простился и нехотя, но ответил на вопрос, который Аллахвердиев считал для себя главным.
– Султан, еще год-другой, и без впечатляющей победы вам не обойтись. Мир не любит неудачников. Здесь вы завязли, спасибо чеченцам. В Таджикистане явно сорвалось. Где будет успех?
Акбару показалось, что он ослышался, когда услышал ответ моджахеда.
– Афганистан.
– А «семерка»? Раббани? Хекматияр? Ахмадшо, наконец? Он же вас на дух не переносит.
– Загоним за Бадахшан, – твердо сказал Султан. – Афганистан. Истинные ученики. И миру все станет ясно. Потом Дагестан. А в Таджикистане, если оттуда уйдет 201-я дивизия, особых проблем не будет. Впрочем, у тебя будет возможность убедиться. Советую не сбривать бороду. Все остальное узнаешь дома.
Гусейн ждал его в том же месте, где они расстались, во дворе домика дорожного мастера. И дорожная закуска была почти такой же, как восемь дней назад. Только почудилось Акбару, что появилась в движениях, словах старого товарища излишняя почтительность, предупредительность совсем ненужная. Странно.
– Брат, искус кончился, в монастырь меня не приняли. Наливай, ведь не пустой же приехал?
Гусейн, суетливо оглядевшись по сторонам, кивнул водителю, и тот принес из машины плоскую фляжку. Золотистая жидкость закачалась в стаканах, источая манящий аромат, обещая тепло и благодушие.
– Ну, спасибо, брат. Думаю, ты правильно сделал, что не рвался к… этим, – Аллахвердиев отчего-то затруднился подобрать нужное слово.
– Я был уже, – глухо ответил Гусейн, – туда не зовут. Приказывают прибыть. Обратно, как повезет. Можно и не вернуться, сам, наверное, видел. Давай сразу скажу: я не знаю, кто ты теперь, зачем нужен здесь. Прости, но мне приказано сообщать о всех твоих встречах, перемещениях в эти дни.
– Хорош мухаббар! Ты зачем мне это говоришь, совесть заела? Для тайного агента – это смерть! – рассмеялся Акбар, наклоняя фляжку над стаканом Гусейна.
Но тот решительно накрыл ладонью посуду:
– Не совесть. Это можно не скрывать. Просто советую: посиди три дня дома. Сегодня еще можно выпить. Потом – нет. В городе отдай мне все документы.
– Что, опять в «Джемаль»?
– Не знаю. Только, знаешь что, давай сегодня вечером в сауну? Думаю, дорога будет долгая.
Под утро, отпустив обессилевшую «массажистку», Акбар запустил парилку на полную мощность, загнав термометр за красную отметку, потом с изуверским наслаждением часа полтора хлестал себя дубовым веником, сбивая жар тела в ледяном бассейне. Затем, под душем, сбрил волосы с головы и тела. За этим занятием его застал Гусейн.
– Э, брат, это зачем? Так, говорят, персы раньше делали.
– Неведение твое спасло тебя, друг мой. Перед Аллахом нужно предстоять в чистом виде. Иди, ставь чай. Хотя сейчас бы лучше – водки. Но с этой минуты пьянству – бой.
Гусейн, конечно, понимал, что бойцы из «Джемаля» отправляются в опасное путешествие, но не так же вот, с полной готовностью умереть? Аллахвердиев понял замешательство друга:
– Вот потому я тебе скажу: брось ты всю эту салафийю и беги. Ты слишком любишь жизнь, роскошь. Это неплохо. От псов войны – пахнет псиной. Зачем тебе этот аромат? Ведь не служил даже срочную? Так?
– У каждого свои задачи. Ты с моими, может быть, тоже не справился. Помнишь, у тебя с математикой всегда проблемы были. Мое дело – расчет, экономика. Для дела деньги нужны. Немалые и чистые. Не от водки и наркоты.
– Ты живых моджахедов увидел два года назад. А мне их праведность известна с восемьдесят первого. И педерастией не грешили, и наркотой не баловались! А уж за «кальдары» мать родную не щадили. Далеко не святые – как все на войне. Там точно атеистов нет, но и со святыми тоже напряг. Я тебя спрошу: на ком ты миллионы зарабатываешь для дела? Молчишь? На неверных, которые тебя кормили, учили и защищали?
– За отказ – смерть. Поздно уходить. Найдут везде.
– А где она, жизнь? – философски заметил Акбар. – Чем дольше живешь, тем ближе к смерти. Короче, следующие сутки я проведу дома. Обещаю, носа не высуну.
– Ты даже не знаешь, куда направят?
– Догадываюсь. Но это неинтересно. Если нужен – уже хорошо.
По дороге домой Акбар остановил машину у спортивного магазина, где купил кожаные румынские кроссовки, несколько пар хлопчатобумажных носков и две черные футболки с длинными рукавами.
* * *
В предрассветных сумерках колонна из шести внедорожников остановилась на военном аэродроме сопредельного государства. Одновременно с обретением суверенитета его призрачные границы были открыты для всех, кто желал досадить России. Общий намаз, торопливый завтрак, и «Ил-76» МД без опознавательных знаков принял в ребристое чрево тридцать четыре курсанта «Джемаля», двух инструкторов и Аллахвердиева. Последним на рампу поднялся пухлощекий, лупоглазый араб. Он явно косил под «команданте Че»: берет, длинные черные вьющиеся волосы, чуть ли не пейсы заправского хасида. Акбар его видел в лагере только один раз, во время публичной казни пленника, зашитого в мешок.
Самолет был под завязку загружен зелеными ящиками со снарядами для Д-30 и БМ-21. Аллахвердиев предпринял вялую попытку проанализировать, кому это бывшее советское добро предназначено, но потом предпочел, по примеру окружающих, расслабиться и уснуть под басовитый гул турбин…
…Волна сухого, раскаленного воздуха ворвалась в грузовой отсек, скрежетнул по бетону взлетной полосы трап, и курсанты, послушные команде, двинулись наружу. Закопченная вышка контрольно-диспетчерского пункта, ажурные бетонные арки вдали, заросли эвкалипта… Белый флаг? Акбар напряг зрение, штрихи на полотнище обрели четкость. Разумеется, что, кроме имени Аллаха, могли поместить на знамя в Кандагаре!
– Узнаешь? Давно не был? – Султан подтолкнул Акбара, застывшего на рампе.
– Да. Последний раз в восемьдесят шестом… Вы что, нашли общий язык с Раббани?
– Здесь – свой Раббани. Слава Аллаху, чистокровный пуштун. Ты отстал от жизни. В Кандагаре теперь другие хозяева. Вот, кстати, и они.
К самолету на приличной скорости подкатывал бронетранспортер, облепленный бородачами в черных тюрбанах и развевающихся белых рубахах. Над головами они победно держали новенькие автоматы Калашникова.
– Талибы? – все еще сомневаясь, спросил Аллахвердиев, – Школьные годы закончились?
