Выкладывая на поднос понемногу всего, что есть в
холодильнике, она сокрушалась: “Как с ним нелегко, он словно ребенок: то пить,
то есть, то писать. Совсем меня замотал, а мы с Ваней еще хотели завести сына”.
Здесь Липочка немного хитрила с собой: на сына супруги пока не замахнулись —
всего лишь собирались завести щенка, да передумали. Ваня был против. Он боялся
лишних хлопот. Наполнив поднос, Липочка вздохнула и отправилась в спальню. На
пороге ее поджидала неприятность: дверь вдруг распахнулась, поднос загремел,
Иван Семенович завопил не своим голосом. Перепуганная Липочка следом за ним
издала нечеловеческий вопль, но узнав мужа, с досадой спросила:
— Ну что же ты сегодня все не спишь и не спишь, Ваня?
— Я не сплю? — поразился Желтухин.
Глава 4
Набрав побольше воздуха в легкие, Иван Семенович завопил:
— Я сплю, как покойник, но ты и мертвого разбудишь! Что ты
бродишь всю ночь, Липа моя дорогая?!
— Я брожу? — изумилась жена.
— Ты бродишь!
— А ты?
— И я за тобой!
Иван Семенович в гневе включил свет и увидел на полу поднос
и разлетевшиеся по сторонам продукты. Он был потрясен:
— Что это?
— Еда, — обиженно поджимая губки, ответила Липочка.
— Еда?!
В который раз Желтухин вспомнил Глафиру: “Глаша права, мое
солнышко свихнулось”. И такая жалость охватила его к жене…
— Что с тобой, дорогая? Ты какая-то странная?
— Странная? — удивилась Липочка. — Я несла тебе завтрак в
постель. Что ж тут странного?
— Завтрак? — в свою очередь удивился и Иван Семенович. —
Ночью?
— Но ты сам попросил.
— Я?!!
Изумление мужа было столь велико, что Липочка растерялась.
— Может, мне это приснилось? — спросила она.
— Конечно приснилось, солнышко, мышка моя ненаглядная.
Желтухин чмокнул жену в лобик, сгреб на поднос продукты,
вернул их в кухню и приказал:
— Пойдем, мой ангел, спать.
Липочка с радостью согласилась:
— Пойдем.
Иван Семенович уже укладывался в постель, когда ему вдруг
почудился шорох.
— Солнышко, ты слышишь? — спросил он у жены.
Липочка откинула одеяло, но еще стояла босоногая на полу.
— Ничего не слышу, — заверила она, прекрасно понимая, кто
шуршит.
— Да нет же, ласточка, звук доносится из-под кровати.
Послушай, послушай.
Вознеся указательный палец, Желтухин призвал жену к тишине.
И в этой тишине раздалось урчание голодного желудка. Роман затаился и перестал
шуршать одеялом о надувной матрас (звук специфический), но с желудком он ничего
поделать не мог.
— Ха-ха! — возликовал Желтухин. — Что я говорил!
— Может это мыши, — растерянно предположила Липочка.
— А вот мы сейчас и посмотрим! — воскликнул Иван Семенович,
резво устремляясь под кровать.
Бедной Липочке ничего другого не оставалось, как прибегнуть
к избитому приему. Повиснув на шее мужа, она лихорадочно зашептала:
— Милый, я хочу тебя, немедленно, прямо сейчас, возьми меня!
Возьми меня!
Желтухин наплевал на мышей и, собрав последние силы,
приступил к исполнению супружеского долга — будь он неладен. “Да, Глаша права,
— чуть позже скорбно заключил он, проваливаясь в сон, — радость моя определенно
сошла с ума и стала похотлива, как все дебилы. Если и дальше так дело пойдет,
придется отказаться и от Ниночки. Какое горе…” Липочка тоже скорбела: “Боже
мой, до чего я дошла! Что человек обо мне подумает?” Ей хотелось нырнуть под
кровать и задать этот вопрос Роману, но прилетел сладкий Морфей — утомленная
Липочка незаметно уснула. Она так крепко спала, что, против всех правил, не
заметила пробуждения мужа, который, несмотря на перипетии ночи, неплохо себя
чувствовал. Правда, он не испытывал традиционного физического подъема, который
заставлял его, едва проснувшись, устремляться к жене. Не обнаруживая на одеяле
привычного холмика, Иван Семенович крякнул, подумал: “Неужели старею”, — и
растерянно глянул на жену. Липочка, посапывая курносым носиком, сладко спала.
“Лучше не буду будить мое солнышко”, — с опаской решил Иван Семенович и покинул
кровать.
Протопав босыми ногами к шкафу, он самостоятельно выбрал
себе костюм, рубашку, носки и даже галстук. Грузно усевшись на кровать, он
первым делом надел рубашку и принялся за носки. Они были новые, в упаковке, еще
собранные на нитку. Эта нитка едва Липочку и не погубила. Разделяя пару, Иван
Семенович не рассчитал силы, широко размахнулся руками — носки спикировали на
пол и (какая подлость!) залетели под кровать.
— Эх-хе-хе, — удручился Желтухин и, пыхтя, (мешал отъетый
живот) опустился на четвереньки.
Липочка (какое чутье!) мгновенно проснулась. Обнаружив
супруга стоящим на четвереньках и готовящимся заглянуть под кровать, она пришла
в ужас. Бедняжке ничего другого не оставалось, как прибегнуть к уже всем
надоевшему приему. Порхнув к Ивану Семеновичу, она повисла на его могучей шее и
лихорадочно зашептала:
— Милый, я хочу тебя, немедленно, прямо сейчас, возьми меня!
Возьми!
“Да что с ней, черти меня раздери, творится? — задался
горестным вопросом Желтухин. — Этак, чего доброго, и от секретарши придется
отказываться. Этак стану примерным мужем. Что у меня будет за жизнь?” —
ужаснулся бедняга и с огромным трудом заставил себя выполнить супружеский долг.
Страстно стеная и сладко охая, Липочка усиленно гадала, что Ванечке
понадобилось под кроватью и успел ли он заметить Романа. По всему выходило, что
не успел. Липочка успокоилась; Иван Семенович изможденно затих. Едва супруги
расцепили любовные объятия, Липочка поспешно спросила:
— Завтракать будешь?
Вопрос прозвучал непривычно, но Желтухин не стал вникать в
его странность. Подумав, что надо бы успеть посетить Глафиру да забрать свой
кейс до прихода ее мужа, он ответил:
— Пожалуй нет. Даже бриться не буду, ночью брился.
И он снова полез под кровать.
— Что ты там ищешь? — испугалась Липочка, не смея больше
прибегать к своему приему — во всем нужна мера.
— Что я ищу? Носки, — скорбно ответил Иван Семенович.
— Какие носки?
— Коричневые в полосочку.
Липочка глянула на приготовленный серый костюм, с
облегчением вздохнула и, торжествуя, сообщила:
