Русский отряд у ворот Хивы можно рассматривать как гвардию, приставленную к хану по завещанию Петра I. Пусть вспомнит читатель, что отряд Бековича-Черкасского, по указу Петра Великого, должен был убедить хивинского хана и бухарского эмира принять для охраны русскую гвардию. Бекович не убедил. Убедил Кауфман. Благодаря этой гвардии хивинский хан сделался, в сущности, русским уездным начальником, исполняя беспрекословно и быстро все наши требования; туркмены, державшие в страхе как самого хана, так и все население, совершенно переменились в обращении. Этому, конечно, немало способствовало также покорение их сородичей текинцев в 1881 году и добровольное присоединение Мерва. Теперь туркменам податься некуда и добывать пленных негде, а если бы и нашлось такое злополучное место, то сбыть их некуда.
Постоянная гроза, висящая над головой туркменов в Петро-Александровске, без сомнения, отражается и на безопасности железнодорожного пути от Узун-ада, а потом от Красноводска до Самарканда. Кавказ покорен давно, а между тем железные дороги там беспрестанно подвергаются нападению правильно организованных шаек, вооруженных берданками и магазинками! И это не потому, что там власть русская слаба или что ближайшее начальство народное поголовно трусливые армяне, а потому, что там всякая гора, всякое ущелье, всякий лес дают верное и надежное убежище разбойнику. Ищи его!
Здесь же природа не нагромоздила ничего подобного, скрыться негде. Последнее пристанище — Хива стала мышеловкой и, по ст. 16 мирного договора, обязана разбойника изловить для выдачи русским властям. «Изловить» — очень удачное слово!
Когда проектировалась закаспийская железная дорога, то разные «знатоки» Азии предсказывали, что кочевники будут красть на дрова шпалы и телеграфные столбы, так как дерево представляет в пустыне огромную ценность. Они же предсказывали, что из Средней Азии военные сделают второй Кавказ, с хроническими экспедициями ради наград… Шпал и столбов, однако, не воруют, а с покорением Кокана в 1875 году и Ахал-Теке в 1881 г. героический период занятия Средней Азии, по-видимому, кончился и про боевые экспедиции что-то не слыхать…
В том и вся задача, чтобы очаги беспорядка притушить, а пристанодержателей посадить на цепь…
Предчувствия хана при расставании с нашими войсками, относительно возможности беспорядков в его владениях по уходе русских, оправдались довольно скоро. Едва наш отряд перевалил пески от Уч-учака к Хал-ата, как появились на АмуДарье разбойничьи партии туркмен родов теке и сарык (из-под Мерва). Одна партия стала хозяйничать под Хазараспом, другая напала на Питняк; наконец, разбойники стали переправляться и на нашу сторону, нападая на караваны и кочевья бухарских киргиз. Одна такая партия напала около Сардаба-куля, на караван Громова с казенными тяжестями, поднятыми с Хал-ата и перевозимыми в Петро-Александровск. Это случилось в 100 верстах от последнего. Полковник Иванов тотчас послал туда майора Адеркаса с 3 сотнями и взводом ракет. Выступив 24 сентября, Адеркас настиг разбойников к рассвету 26-го у переправы и отбил часть транспорта, которую еще не успели переправить. Человек 100 туркменов при этом поплатились жизнью, частью от шашек казачьих, частью при спешной переправе вплавь.
Понимая наш аму-дарьинский отряд как свою гвардию, приставленную к нему для поддержания порядка и усмирения непокорных под данных, хан беспрестанно взывал к Иванову о помощи, просил советов, сознаваясь в бессилии водворить у себя порядок.
Туркмены, поразмыслив на свободе, нашли, что контрибуцию следовало взыскать не с них одних, а и с других жителей ханства. Желая поправить эту ошибку и несправедливость русских, они разложили свои убытки на узбеков и киргизов и стали взыскивать с них контрибуцию… Не так громко, как Головачов, без пушек и ракет, но так же неукоснительно. Увещаний хана не слушают, смирить их ему нечем, а за рекой его гвардия, его даровая жандармская команда бездействует…
Дело в том, что Иванов не хотел быть ни телохранителем хана, ни жандармом. Потому ли, что, может быть, он никогда не читал инструкции Петра I, данной Бековичу; потому ли, что считал такую роль для себя унизительной, потому ли, что желал играть роль самостоятельного вершителя судеб ханства, потому ли, что считал себя уже важным делателем истории, за которым ревниво следят англичане, но только он все искал благовидного предлога, которым бы можно было прикрыться в случае возникновения дипломатической переписки. Наше министерство иностранных дел, присылая начальникам пограничных округов «доверительно» литографированные копии с бесчисленных запросов, нот и протестов беспокойных и надоедливых английских дипломатов, старающихся набросать побольше камней на пути нашего исторического шествия, также старается сдерживать наших военачальников и охлаждать их воинственных пыл… Если бы не эта закорючка, не этот стопор, останавливающий весь механизм на полном ходу, мы давно бы стояли на самой границе Индии, несмотря на бумажную войну англичан, и надо полагать, что значительно облегчили бы и работу министра иностранных дел.
Глядя на карту Средней Азии, оценивая расстояния, отделяющие нас от границ Индии, невольно прикидываешь в уме: сколько еще нашим дипломатам придется исписать бумаги и пролить чернил, отписываясь по входящим номерам? А ведь все равно отписываться придется…
Кауфман также не разделял видов Петра Великого и не хотел обратить аму-дарьинский отряд ни в преторианцев, ни в янычар, ни в жандармов хивинского хана. В инструкции, посланной им Иванову в предписании от 12 сентября 1873 г., стало быть, с ночлега у Сардаба-куля, на возвратном пути в Ташкент, было сказано, что «главная цель, которую желательно достигнуть посредством оставления на правом берегу аму-дарьинского отряда, заключается в охране и защите населения этого берега, ныне входящего в состав русских подданных».
Посмотрим второстепенные цели. «Внутренние дела ханства, о которых, само собою разумеется, следует стараться иметь самые ближайшие сведения, должны вызывать наше участие настолько, насколько они будут касаться интересов и спокойствия вновь подчиненной нам страны и ее населения». Это вот действительно выражение довольно туманное, как будто дающее право переходить от пассивной обороны к активной и проникать на тот берег, в пределы ханства, для вмешательства во внутренние дела его… под благовидным предлогом охраны и защиты населения нашего берега.
В этом понимании разбираемой цитаты нас утверждает и следующее место инструкции: «К достижению этой цели, т. е. охраны и защиты, должны быть направлены все усилия и те меры, кои, по обстоятельствам и ближайшим местным условиям вы сочтете нужными предпринять». Значит: действуй по своему усмотрению, как хочешь!
Для ознакомления с населением нового отдела рекомендовалось почаще делать военные прогулки. Это и жителей ознакомит с русскими, да и знать они будут, что в случае чего русские сейчас и придут для защиты их или для наказания.
Первую прогулку Иванов сделал в половине октября 1873 г. в дельту Аму-Дарьи и на уроч. Даукара, сохранив в глубокой тайне как цель, так и направление движения войск. На том берегу тотчас все притихло, ожидая переправы русских и какого-нибудь необычайного, блоковского злодейства… Иванов возвратился 12 ноября, выбрав на берегу реки место для другого укрепления на уроч. Нукус, при начале разветвлений дельты, где, кстати, и лучшая переправа через Аму-Дарью. Укрепление это, в виде редута, возведено было в 1874 г. и в гарнизон поставлены 1 рота, 1 сотня и 2 орудия. Расстояние между ним и Петро-Александровском — 175 верст по колесной дороге. Как только заречные туркмены увидали, что напугавшее их движение русского отряда было пустою прогулкою, они снова принялись за поправление своих дел на счет соседей-узбеков. Снова полетели к Иванову просьбы хана усмирить туркменов…
