В состав новой миссии был назначен натуралист Базинер, чиновник пограничной комиссии Григорьев и 2 топографа-офицера, с конвоем из 20 казаков, под командой хорунжего Кипиченкова. В числе подарков, отправленных с Данилевским, была между прочим и четырехместная карета-ландо, с парою лошадей в золоченой сбруе, предмет давнишних желаний хана. Кроме кареты, везли: орган, часы с кукушкой, канделябры, бархат, атлас. На расходы Данилевскому выдано было 5000 червонцев; в том числе на подарки 700 и на непредвиденные расходы 989.
По инструкциям министерства иностранных дел, Данилевский должен был стараться внушить хану доверие к бескорыстным видам России и утвердить в Хиве наше нравственное влияние, а потому агенту предписывалось не затрагивать щекотливого вопроса о границах и настаивать только на понижении пошлин русских товаров до нормы в 5 % с объявленной цены. Если бы, впрочем, представился удобный случай, то агенту разрешалось определить нашу границу с Хивою по р. Сыр-Дарье, северному берегу Аральского моря и северному Чинку до Каспия.
Кроме того, агент должен был согласить хана на принятие в Хиву нашего консула и на освобождение 1500 персидских невольников, о чем персидский шах просил наше правительство.
[31]
Так как шах серьезно готовился к войне с Хивою из-за торговли персидскими невольниками, то в деле улажения этого вопроса приняла участие и Англия, которой особенно не желалось допустить Хиву до падения.
Общими усилиями представителей России и Англии удалось наконец склонить персидского шаха повременить военными действиями и послать в Хиву посла, придав к нему чиновника английской миссии Томсона, который имел исключительное поручение стараться об устройстве дела о персидских невольниках и которому положительно воспрещено было вмешиваться в переговоры нашего агента с ханом по делам, до России касающимся.
Нет никакого сомнения, что Англия только придралась к случаю, чтобы послать своего агента следить за нашим и по возможности мешать ему.
Никакого особенного интереса персидские пленные для Англии не представляли. Очевидно, это был только предлог.
Кроме инструкций Данилевский был снабжен грамотою от высочайшего имени и письмом вице-канцлера.
Выбор Данилевского, человека весьма обходительного, светски образованного и к тому же с замечательным даром слова, был тем более удачен, что новому агенту предстояло изгладить в умах хивинцев неприятное впечатление, оставленное Никифоровым.
Назначение в миссию опытных топографов-офицеров указывало, что одной из целей миссии была подробная съемка пройденного пути и окрестностей Хивы… Очевидно, что и в этом отношении посольство Никифорова оказалось несостоятельным.
Данилевский был полной противоположностью Никифорова. Первый — высокий, красивый, вежливый; второй — маленький, невзрачный, грубый, да еще и выпивоха!
Сборы в Хиву затянулись благодаря обычной медлительности Обручева, и только 1 августа 1842 г. миссия выступила из Оренбурга, через Эмбу и Устюрт, вдоль западного берега Аральского моря. На 43-й день пути она вступила в пределы ханства. Хан в это время вел войну с Бухарою, и посольству пришлось подождать несколько в Таш-Аузе.
19 октября миссия въехала в Хиву; 29-го возвратился хан, который на другой же день прислал поздравить агента с приездом и извинился, что по усталости не может еще дать аудиенции, но когда Данилевский выразил желание быть принятым в тот же день, то хан согласился и принял его вечером.
После обычных приветствий хану были вручены, чрез мехтера, Высочайшая грамота и письмо, а затем поднесены подарки. Узнав о карете, хан вышел полюбоваться ею, но влезать в нее долго не решался, пока верх не откинули, превратив карету в коляску. Когда миссия удалилась, хан вздумал покататься у себя во дворе, но, к общему удивлению, карета еле шла. Припрягли еще несколько лошадей — не помогает. Послали в миссию нашу за русским кучером, и тот разъяснил причину: уходя, он надел на колеса тормоз, а не сказал слугам хана, для чего это, не показал, как снять.
Когда тормоз сняли, то удовольствию хана не было границ. Выезд его в город сопровождался особенной торжественностью и доставил большое развлечение народу. Данилевскому предоставлено было назначать самому дни аудиенций, давая только каждый раз знать о том хану через мехтера.
Второе свидание, по случаю болезни Аллакула, состоялось только 10 ноября. Хан был весьма уступчив и высказал желание приобрести приязнь России. Но это свидание было последним: 23 ноября хан скончался,
[32]
а 25-го на ханство вступил сын его Рахим-Кули-Инах.
Умер хан, собственно говоря, между 15-ми 20-м, но приближенные скрывали это, пока прискачет из своего удела наследник. Это было сделано во избежание волнений из-за наследства и междоусобия среди других сыновей и родственников покойного. 23-го числа наследник прискакал, и тогда только было объявлено о смерти его отца. Молодой хан принял Данилевского свысока, ждал для себя особых подарков, которых достать было неоткуда, и не считал для себя обязательными обещания своего предшественника. Потом, однако же, он переменил тон, но все-таки объявил, что постоянного политического агенства у себя не допустит, а что касается персиян, то выразил удивление, какое русским до них дело.
Вскоре явился к Данилевскому, тайком, некто Сергей-ага, начальник хивинской артиллерии. Это был беглый фейерверкер с Кавказа: он убил своего батарейного командира и бежал к горцам, а от них в Хиву. В 1830 году он исправил все пушки, оставшиеся после Бековича, сделал лафеты и передки, отлил ядра и таким образом составил батарею, которой и командовал.
Он сообщил Данилевскому, что всю русскую миссию собираются зарезать, как Бековича. Данилевский тотчас отправился к мехтеру, просил собрать министров и сказал им, что дольше ждать конца переговоров не хочет и выступает завтра же. Проводов и охраны в пути ему не нужно. Объявил им именем великого Белого царя, что за малейшее оскорбление кого-нибудь из русских камня на камне не останется в Хиве. «Русские уже четвертый раз в гостях у вас и дорогу к вам знают, и если придут с оружием, то вам не удастся уже обмануть их, как сделали ваши деды с князем Черкасским».
После этой смелой речи переговоры снова пошли в ход, хотя все-таки тянулись 7 недель. Министры после каждого совещания вымогали новые подарки… Этим и объясняется, почему они тянули дело. А дарить уже было нечего. Оставались только золотые часы. Сергей-ага надоумил, что попрошайкам не надо ничего более давать и объявить им, что последние подарки будут розданы им, когда они приложат к договору свои печати, да и то не давать часов в руки, пока печать не приложена, а не то надуют и уйдут.
