Сортируя, за какого верблюда платить, а за какого нет, мы создали такие злоупотребления, которые, конечно, не способствуют популярности наших военных предприятий, и народ неохотно отдает в отряды своих верблюдов. Хозяева редко идут сами при своих верблюдах, а чаще выставляют и лаучей, которые, конечно, не весьма заинтересованы в судьбе доверенных им животных. Деньги за павших верблюдов отсылались обыкновенно к уездным начальникам, а теми выдавались старшинам аулов, от которых были выставлены верблюды. Спрашивается: какому хозяину дать, а какому не дать денег за павших в походе верблюдов? Начинаются споры, жалобы… Старшины нередко решали дело весьма просто: оставляли все деньги себе! Казна, мол, никому не хочет платить, и конец! Убеждение, что какого верблюда русским ни дай, всякого они сумеют искалечить, а не то и вовсе извести, а затем еще уверенность, что за верблюда можно будет получить разве только помесячную наемную плату, повели к тому, что добровольно ни один киргиз не дает своего верблюда, и так называемый «наем» — есть не что иное, как наряд с вознаграждением, устанавливаемым самим начальством. Понятное дело, что по наряду всякий старается спустить верблюда не из лучших…
Так различными переходами наша несправедливость при расплате за верблюдов обращается под конец на нашу же голову!
Последнее слово инструкции заключалось в указании правил для действий против неприятеля. Правил этих немного, и в 14 страницах печатной инструкции вся тактика заняла только 12 строк!
Мы приведем их целиком:
«Отнюдь не тратить артиллерийского огня и не производить стрельбы из орудий по одиночным всадникам, равно как и по рассеянным их толпам. Снимать одиночных всадников, открывать огонь по рассеянным толпам их предоставляется пехоте, лучшим из нее стрелкам, которые и открывают огонь, с разрешения начальника эшелона, или ближайшего начальника части.
Вообще в действиях против неприятеля, по возможности, избегать лишней траты патронов и артиллерийских снарядов.
Ослабляя собственную боевую силу, действия подобного рода не достигают цели и, наоборот, ободряют противника.
Артиллерийский огонь следует производить по скученным густым толпам неприятельским и притом с более близких дистанций. Ружейный огонь по отдельным всадникам и рассеянным их кучкам открывать не ранее 600 шагов; по более густым массам, огонь можно открывать и с большего расстояния».
Эти советы действительно были необходимы, и не столько младшим начальникам, сколько начальникам отрядов. В экспедицию 1868 года против Бухары нарезная артиллерия наша, по приказанию начальствовавшего Катта-Курганским отрядом генерала Головачева, открывала огонь по одиночным людям с расстояния, не обозначенного даже в таблицах, то есть навесно, причем под хоботом орудия вырывалась ямка, так как винт уже бывал в этих случаях довинчен вплотную!
Для поднятия войсковых тяжестей в отрядах Туркестанского округа требовалось 1673 верблюда, а для интендантских требовалось 5471 верблюд с 1008 лаучами; со штабными же всего исчислено 7258 верблюдов.
Путь был избран тот, который был в большей части пройден пишущим эти строки в рекогносцировку 1870 года и снят топографами маршрутно, а в остальной части определен им же по расспросам караван-башей, захваченных на Буканских горах, куда они только что пришли из Хивы. Тогда еще не знали, что против Хивы пойдут войска трех смежных округов, и полагали, что расправа с нею ляжет всею тяжестью на один Туркестанский округ. Не знали также, как отнесется к нашему движению обиженная нами Бухара, и потому искали дорогу в обход бухарских владений. В 1871 году этот же путь был проверен еще раз и снова снят рекогносцировкой генерала Головачева. Путь этот шел от Джизака вдоль северного склона Нуратынских гор на уроч. Тамды, далее чрез Буканские горы на кол. Мин-Булак, потом чрез г. Шураханы к Аму-Дарье. Хотя влево от этого караванного пути и есть дороги, выходящие также к реке, но, во-первых, они шли по бухарской земле, а во-вторых, это дороги перекочевок, когда верблюды идут налегке и большая часть без всякого груза. Кочевникам поэтому не страшны ни зыбучие пески, ни большие безводные переходы, так как дикари перекочевывают только раннею весной, а назад позднею осенью. Весной земля влажная, а осенью дожди. Отряду же, с тяжело нагруженными верблюдами, нельзя рисковать идти по этим дорогам в жаркое время, когда развивается сильная жажда, а воды нет.
Где же прошел тяжелый караван, там, значит, может смело идти и военный отряд, так как условия их довольно близки. Поэтому путь через Мин-Булак и был единственный для туркестанцев, обозначенный на составленной ротмистром Терентьевым для Кауфмана карте всех исследованных путей в Хиву, со стороны Кавказа, Оренбурга, Казалинска, Перовска и Джизака.
Казалинский и Перовский отряды должны были идти на Иркибай, устроить здесь укрепление для склада продовольствия, которое будет доставлено для них на обратный поход, а затем идти к Буканским горам, на соединение с джизакскою колонною, которая по дороге также строит укрепление в Тамды, для интендантского склада, на обратный поход свой.
Сюда предполагалось двинуть особо от последней колонны и севернее ее интендантский транспорт с провиантом на 2 месяца, чтобы отряд мог взять от него месячную пропорцию и идти далее.
Транспорт должен был выступить из Ташкента 11 и 12 марта, а придти на Тамды не ранее 29-го и не позже 2 апреля. Сделать 500 в. в 17 дней, т. е. по 30 в. в день, — задача нелегкая! И это еще без дневок, а если сделать хоть три, то верблюдам пришлось бы шагать по 36 верст и пройти весь путь в 14 дней.
Понятно, что такая кабинетная натяжка ничуть не оправдалась на деле: первая половина транспорта, правда, выступила 11 марта, а зато вторая вышла только 26 марта, так как 1750 верблюдов для нее только что пришли из Туркестанского уезда, где были собраны по наряду.
Почему так поздно спохватились нанимать верблюдов, да, кстати сказать, и печь сухари? Высочайшее повеление о походе состоялось 12 декабря и тотчас сообщено в Оренбург и Тифлис по телеграфу. Если бы и Кауфман, живший тогда в Петербурге, послал телеграмму в Верное, а оттуда эстафету до Ташкента, то к 20 декабря она дошла бы по назначению. Но он почему-то предпочел послать курьера, да и назначил-то своего адъютанта есаула Колокольцова, который, несмотря на звонкую фамилию, приехал в Ташкент только 20 января, когда из Оренбурга выступил уже 1-й эшелон 4-го стрелкового батальона.
Да и верблюдов, против исчисления, понадобилось гораздо больше: не 7258, а 9374, потому что верблюды к весне, после зимней голодухи, вообще слабосильны и вместо 15 пудов едва поднимали 12.
Их к тому же на сборном пункте в Ташкенте ничем не кормили несколько дней, несмотря на заявления и просьбы лаучей, ссылавшихся на опыт с караванами, которые весной всегда подкармливают верблюдов кунжутными жмыхами. Кроме того, не предвидели груза картечниц, запасов Красного Креста, ячменя для офицерских лошадей, ячменя взамен сена для казачьих и артиллерийских лошадей, муки для верблюдов, переносных палаток и кошем для подстилки и покрышки нижним чинам на ночлегах и, наконец, груза на довольствие прибавленной к отряду сотни в 160 коней.
