Ночные тревоги, ночные марши и учения шли одни за другими. Когда мы, ориентируясь по компасу, темной ночью топали по незнакомой местности, поливаемые дождем, заблудились, то проклинали всех святых. Но эта подготовка была нашей главной задачей, и с «духовной» подготовкой все было в порядке.
Я записался на курсы водителей автомобилей. Она началась в то время года, когда солнце явно быстро начало входить в силу.
Момент, когда я впервые за рулем транспортера для личного состава выехал за ворота лагеря, стал самым незабываемым в моей жизни. Широко открытые ворота, такие, что через них могли проехать три транспортера в ряд, стали для меня неразрешимой проблемой, известной каждому водителю-ученику: «Пройдет или не пройдет?» И только когда поехали в колонне со средней скоростью 40 километров в час, я почувствовал себя спокойнее. Главное, знать, где находится тормоз, и, в случае чего, жать на него, так, чтобы остальные ученики, сидевшие в кузове, начинали стучать по кабине. Остальные участники движения должны видеть, как они при этом остались невредимыми! Каждый участник дорожного движения должен строить свое поведение таким образом, чтобы не создавать никому помех и неудобств, если в связи с обстоятельствами это не будет неизбежным». Итак, каждый! Но в первую очередь другие, так как я и есть то самое «неизбежное обстоятельство»!
В первые дни учебы у меня были сомнения, смогу ли я во время этого курса научиться водить автомобиль. Усиливалось впечатление, что я при этом должен поднять свои атлетические способности на недоступную прежде высоту. Если при переходе на пониженную передачу на перегазовке раздавался скрежет шестерней, или на разрешенной скорости 40 километров в час переходили на пятую передачу, или не имел понятия о предназначении топливного насоса, то это значило: «Две мили свиного галопа за нашим пароходом!»
Унтершарфюрер Бродкоп был профессиональным водителем еще до военной службы — мастер своего дела, и мы спокойно принимали его «придирки». Кроме того, при учебных выездах он так выбирал маршруты, что мы каждый раз знакомились с новым уголком Германии. Один раз это был шлюз на Финовканале в Эберсвальде, другой раз — берлинский Тиргартен или дворец Сансуси в Потсдаме. Один раз мы остановились где-то на Хафеле и после освежающего купания на машине проходили техническое занятие, в другой раз на Мюггельзее у нас были занятия по вождению, а на Ваннзее у нас был длительный привал перед ночной поездкой. Берлин мы исколесили вдоль и поперек, ездили по нему днем и ночью. Это был прекрасный, продуктивный и полный перемен период моей учебы. Когда я в июне 1939 года в 16 лет получил водительские права на вождение легкового и грузового автомобиля, я пожалел о том, что это время закончилось.
Наш старшина, недовольный тем, что я так надолго ушел из-под его власти, крепко взял меня за горло, чтобы выбить из меня, предназначенного для обычной солдатской жизни, как он выражался, «шоферские аллюры». Старшины, в общем, и должны такими быть.
Все продолжалось по-прежнему: боевая подготовка, строевая, караульная служба. Увольнительные были очень редко, и только по воскресеньям. Переодеваться во время увольнения в гражданскую одежду было запрещено. Но так как мы от нее отвыкли, нам этого и не хотелось.
Сегодня утром у нас снова занятия по караульной службе специально для изучения инструкций по охране концлагеря. Должно быть, во время нашего отсутствия в Ораниенбурге что-то случилось.
Как рассказали товарищи, несмотря на все меры безопасности, одному из заключенных удалось бежать при помощи извне. Ему посчастливилось бежать не только из окрестностей лагеря, но и за пределы страны — он оказался в Англии. Должно быть, он использовал целую систему, разработанную и организованную иностранными агентами, при этом все было проведено без стрельбы и применения силы.
В любом случае, начиная с этого времени, лондонская радиостанция Би-би-си начала разоблачительные передачи о концлагерях, особенно о Заксенхаузене. В них о нас шла речь как о «кровавых собаках Айке». Как мы при строжайшем соблюдении всех караульных инструкций были удостоены такой чести, для нас осталось непонятно. Хотя мы и не рассчитывали быть представленными в качестве самаритян, однако ожидали большей объективности от английского радио.
Я еще и не предполагал, что массовая психологическая обработка еще доберется и до нас.
В ходе занятия по караульной службе мы сразу же поняли, что мероприятия по безопасности усилились еще больше. В случае тревоги теперь поднималась не только дежурная рота, но и весь полк. Поэтому вводилось ограничение на увольнение в город. Вскоре нам представилась возможность наблюдать действия караула во время тревоги.
Я стоял в оцеплении вокруг большой строительной площадки в окрестностях лагеря СС спиной к имперской дороге. Здесь строили капитальные здания на новой казарменной территории вместо прежних деревянных бараков.
День был жаркий. Заключенные построились и отправились в лагерь. Мы стояли в оцеплении и ждали сигнал горна с главной башни лагеря, находившейся в двух километрах. Обычное время ожидания уже несколько раз прошло. Мне постепенно становилось ясно, что сегодня случилось что-то необычное, и только после этого донесся сигнал тревожной сирены из лагеря СС.
В то время как мы по-прежнему оставались на своих постах, с наступлением темноты наша цепь оцепления была дополнительно усилена. Выехали прожекторные установки, а местность поиска патрулировалась дозорами. Темные места, до которых не достигал свет прожекторов, также патрулировались. Площадь прочесываемой местности составляла несколько квадратных километров. На строительную площадку выехала громкоговорящая установка, через ее динамики зачитывалось требование к сбежавшему заключенному немедленно сдаться. Несмотря на применение поисковых собак, акция по его поимке не увенчалась успехом. Нас сменили на постах далеко за полночь.
На следующее утро мы снова заняли прежние места и смогли наблюдать за поисками. Была перебрана каждая куча кирпича и каждая стопа досок, каждый кусок земли, на котором сохранились свежие следы работ перекапывался до тех пор, пока не убеждались, что они лишь поверхностные. Все места, где накануне велись земляные работы, перекапывались до изначального грунта в предположении, что заключенного специально закопали его товарищи. Только что проложенная канализационная система и система связи была проверена и осмотрена, были проверены все широкотрубные камины. Всё безуспешно. В то время как оцепление сохранялось, поисковая акция была прервана. Была вызвана специальная команда, которая должна была обмерить все возведенные до этого постройки на соответствие плану.
Когда солнце уже начало клониться к закату, была найдена стена, не соответствующая плану. Капитальная стена, когда по ней стучали, издавала звонкий звук. Через пару минут беглеца извлекли на свет. В укрытии у него были кельма и молоточек. Хотя было невероятно, что он сам себя так быстро мог замуровать без посторонней помощи, найденный вместе с ним инструмент позволял все же ему это утверждать и не выдавать сообщников.
После отбоя тревоги мы узнали, что заключенные, возвратившиеся вчера вечером в концлагерь, продолжали стоять на плацу — после дня тяжелых работ, двадцать четыре часа без еды и воды, в строю под дождем.
