Моя новая машина была выпущена на заводе «Шкода»: с мягкой подвеской, не такая грубая, как был мой старый добрый «Адлер», тихо работающий мотор, никаких хлопков из глушителя, ни царапинки на свежем лаковом покрытии. Но если бы было возможно, я бы сразу променял ее на мой простреленный «Адлер» со всеми связанными с ним воспоминаниями.
Моему товарищу Клееману так и не удалось уехать живым из России. Он задержался в Старой Руссе, был накрыт атакой штурмовиков и умер во фронтовом госпитале. К моему неудовольствию, водителем командира стал я.
В начале января меня назначили инструктором вождения. Я учил молодых солдат водить транспортер «Опель-Блиц». Мы изъездили все окрестности, изучили старые городки с такими приятными названиями, как Коньяк и Барбекью. Франция была прекрасна с первыми весенними днями в начале января! Я получал регулярно письма от Элизабет.
В начале февраля молодые водители сдали экзамены. Моя группа была лучшей, потому что я был единственным инструктором, учившим на практике длительным ночным маршам.
Прошли смотры и проверки на пригодность к боевым действиям в Африке. Я получил африканскую униформу. Почему бы и нет? Пусть посылают куда угодно, только бы не в Россию.
В эти дни завершилась драма в Сталинграде. Все жертвы солдат оказались напрасны. Наблюдая за происходящим по сводкам вермахта, мы понимали, что там отказал не солдат, что в гибели 6-й армии виновно высшее командование, неправильно оценившее обстановку, и что оно несет ответственность за эту кровавую драму.
Катастрофа под Сталинградом повлияла на обстановку на всем юге Восточного фронта. Мы должны были сдать нашу африканскую форму и получить новое зимнее обмундирование. Широкие брюки на вате, подбитые мехом куртки, обшитые кожей валенки, теплые рукавицы и шерстяные шапки. Наши машины были перекрашены в белый цвет. Со дня на день мы ожидали приказа на погрузку. Где при таком ходе войны мы теперь должны будем втыкать в землю наши могильные кресты?
В середине февраля 1943 года я на своей машине стоял во главе батальонной колонны у северного выезда из Мон Моро. Взглянув на колонну, я в некоторых машинах видел моих бывших учеников. В тот час я не думал, что никого из этих парней не останется в живых.
В Ангулеме мы погрузились в эшелон и снова отправились в неизвестность.
ЗИМНЕЕ СРАЖЕНИЕ ЗА ХАРЬКОВ
Мы давно уже оставили позади приветливые деревни Тюрингии и Баварии, пульсирующие в военной лихорадке города Восточной Германии, проехали Катовице, Перемышль и Львов. Теперь стало ясно, что мы едем на южный русский фронт. Мы стали недоверчивыми, так как со времен весенних приказов 1941 года «о маршах к нефтяным полям Персии» мы отвыкли думать о простых ходах.
В Киеве мы пересекли Днепр по много раз залатанному мосту. Получили предупреждение о партизанской опасности. Эшелон с боевой техникой, шедший впереди нас, был пущен ими под откос и частично разграблен. С тех пор как мы уехали из Франции, все вокруг нас снова стало белым.
17 февраля поезд остановился. Внезапно мы оказались под огнем минометов и пулеметов. Из леса показались сани, запряженные лошадьми, на которых на нас неслись партизаны, желавшие разжиться легкой добычей. Под огнем наших пулеметов им не удалось не только приблизиться к эшелону, но и вернуться в спасительный лес. Через некоторое время поезд продолжил движение.
После столкновения с партизанами наше напряжение постоянно нарастало. Навстречу нашему эшелону, едва тащившемуся на восток, стали попадаться сначала мелкие, а потом и более крупные группы безоружных немецких солдат. Наши призывы никакого дружеского отклика не встречали:
— Поворачивай, камрады! Вам надо в обратную сторону! Вам надо собраться и снова наступать! Задача — идти на восток! — кричали мы, высокомерно посматривая на побитых сверху вниз.
— Да вы уже через сутки бегом побежите на запад! — с запальчивостью кричали они нам.
Конечно, и мы отходили бы перед численно превосходящим противником, но никогда бы не бросили оружие. То, что мы видели под насыпью, — было психологическим влиянием Сталинграда. Потеряв веру в оружие и командование, они уже не могли и не хотели быть тем, чем прежде был Германский вермахт.
В ходе тяжелых боев русские взяли Харьков. Наряду с соединениями сухопутных войск под командованием генерала войск СС Пауля Хауссера его обороняли 1 — я и 2-я мотопехотные дивизии СС, которые до нас были поспешно отправлены сюда из Франции. Обергруппенфюрер СС Пауль Хауссер не выполнил многократный приказ фюрера «удерживать Харьков до последнего человека» и, уступая многократному превосходству противника, оставил город, когда он был почти окружен. Лишь благодаря сознанию личной ответственности этого офицера был предотвращен еще один Сталинград. Когда его вызвали в ставку фюрера, его отказ выполнить приказ был ему прощен.
Наша 3-я дивизия СС должна была занять оборону по соседству с дивизиями СС «Лейбштендарте Адольф Гитлер» и «Рейх». В полдень 19 февраля наш эшелон медленно подходил к Полтаве. На аэродроме неподалеку последние самолеты покидали взлетную полосу. Когда город был уже виден, по вспомогательным рампам мы выгрузили технику с поезда. Машина за машиной, танк за танком длинная колонна в полном порядке вошла в Полтаву, важнейший транспортный узел. Наши солдаты совершенно не обращали внимания на явления разложения в бегущих войсках. «Старики» говорили «молодым»:
— Такое уже было. Это быстро проходит.
Мы разместились на квартиры далеко от Полтавы в маленьком городке с чистыми ухоженными деревянными домами. Его жители оказались довольно приветливы и помогали нам чем могли.
Ветер доносил канонаду. Через несколько дней мы покинули район сосредоточения и приступили к повторному захвату Харькова.
Контрудар наших трех дивизий, имевших повышенную огневую мощь, оказался совершенно неожиданным для русских. Вместо ожидавшейся верной победы их войска оказались в многочисленных окружениях, которые последовательно привели к уничтожению наступавших советских войск.
В ходе непрерывных маршей я не мог записывать даты и населенные пункты. На второй или третий день вечером в глубоком снегу сломалась машина. Штурмбаннфюрер Кнёхляйн и другие пассажиры пересели в другой автомобиль, так как при плохой видимости они не могли отстать от колонны главных сил. Я остался один. Вскоре метель замела все следы. Зажав между ног каталитическую печку, я пытался согреться в машине и внезапно уснул от переутомления.
Проснувшись от холода в утреннем тумане, я увидел, что ко мне приближаются три всадника. Я соскользнул из машины в снег и открыл по ним из карабина такой огонь, как если бы стрелял целый экипаж машины. Всадники быстро ретировались.
Вскоре я обнаружил соседей. Рядом со мной стояло саперное подразделение, взявшее своей машиной на буксир тяжелое орудие. Обстановка была неясной. Мы были на холме, слева доносилась канонада. Но куда нам ехать, было совершенно непонятно. На своем пути мы могли встретить не только немцев, но и советских всадников, и автоматчиков на санях, которые в глубоком снегу были гораздо подвижнее нас.
