Пока мы заводили машины, канонада усилилась, при этом она постепенно перемещалась. Стало ясно, что бой ведут подвижные войска.
— Внимание! Танки противника! — крикнул молодой гренадер и прыгнул в укрытие.
— Делом, парень, занимайся, делом, — успокоил его «старик».
Поставили на позицию орудие, зарядили 150-мм снаряд. Из тумана лязг гусениц приближался прямо к нам. Противник или наши? Командир расчета поднял руку. Танк навел пушку на нас.
— Наши танки! — донесся крик, и мы поднялись из укрытия. После недоверчивой заминки люки танка открылись, стальная машина поехала к нам. Там и здесь — лица с улыбками облегчения. Стоило отказать нервам, отсутствие дисциплины в расчете или в экипаже, и дело не обошлось бы без жертв.
Командир экипажа рассказал о происходящем за пеленой тумана. Наша дивизия ночью прорвала фронт наступающего противника и окружила его.
Когда туман рассеялся, позднее мы увидели весь размах произошедшей в долине трагедии. Огромные колонны мчались, мешая друг другу, на запад и на восток. Танки, сани, грузовики наезжали друг на друга, в то время как с высот вокруг немецкая артиллерия вела по ним убийственный огонь. Напрасно Т-34 пытались вступить в бой. С более высоких укрытых позиций они сразу же уничтожались. Это было уничтожение противника, потерявшего управление и впавшего в панику. Мы постоянно выстреливали белые опознавательные ракеты, чтобы не попасть в мясорубку, так как оказались между нашими войсками и противником.
Пока поблизости полыхал ад, среди нас оказался 12-летний парнишка. Может быть, он принял нас за красноармейцев и решил к нам прибиться. Мнения по поводу того, что делать с ним, разошлись. Я вместе с большинством считал, что его просто надо отпустить. Другие хотели его на время задержать и разобраться с ним. Наконец победило большинство, в основном «старики». Мы показали ему, чтобы он исчез как можно быстрее. Из моего энергичного «Давай, Давай!», он, конечно же, понял, что должен побыстрее уматывать. Когда он отбежал уже метров на сто и оглянулся, выстрел бросил его на землю. У меня было такое чувство, будто попали в меня. Стоя немного в стороне, я почувствовал, что взгляд этого парнишки устремлен прямо на меня. Второй выстрел добил его, уже сидевшего на снегу.
Один из резервистов, наверняка сам отец семейства, крикнул на стрелявшего:
— Это что, действительно было необходимо, унтершарфюрер?
— Маленький иван наверняка был разведчиком красноармейцев. Если бы он убежал к своим, они бы быстро сделали из нас жаркое.
Был ли это беспощадный закон войны или хладнокровное убийство? Для меня — это было ненужное беспощадное убийство мальчишки. Можно было просто махнуть ему, чтобы он вернулся назад. Как ни суди, мальчику уже ничем нельзя было помочь. Он лежал в снегу в своей бедной одежонке, лицом к солнцу. Зачем я крикнул ему, чтобы он убегал? Разве я не думал, что может так получиться? И почему я, здесь самый старослужащий, еще не унтершарфюрер, и должен принимать к сведению то, что решают другие?
Тем временем удалось завести и трехосный тягач. Я поехал по его колее. Кругом — канонада. На кого мы наткнемся? На своих или врагов? Во второй половине дня мы отыскали нашу часть, которая вела бой. Бой, или, вернее, исход побоища, был предрешен. При наших минимальных потерях противник потерял убитыми и ранеными многие тысячи.
Сначала мы наносили удар в юго-восточном направлении. Погода становилась лучше, дело шло к русской весне. Мы двигались по замерзшей болотистой местности. Новый офицер для поручений, как и доктор Грютте, с высшим образованием, офицер-резервист старшего возраста (ему было лет 35), как обычно, получал рискованные задания по разведке дорог и просто разведке. Как я быстро понял, унтерштурмфюрер Герр со своим молодым водителем были совершенно не способны их выполнять.
Когда наша дивизия наступала по двум расходящимся направлениям, крупные силы противника отходили на восток рядом с нами, позади нас и перед нами. Унтерштурмфюрер Герр получил задачу установить связь с танковым авангардом дивизии СС «Рейх», наступавшей южнее нас в северо-восточном направлении. Расстояние между нами было приблизительно 30 километров. Район между нашими соединениями был не разведан. Я не завидовал ни офицеру для поручений, ни его водителю.
— Поедете с Крафтом! — услышал я разговор Кнёхляйна с офицером для поручений. Да, значит, он снова решил подставить меня. Переставляя на другую машину знак командира батальона и перекладывая его вещи, я подумал, что так все и должно быть. От адъютанта доктора Грютте мне удалось добиться, чтобы с нами отправили переводчика — фольксдойче Мельдера.
Мы выехали около полудня. День был пасмурный и туманный. Дорога — хорошо укатанной. Тент с машины я снял, чтобы офицер для поручений мог время от времени вставать и осматривать окрестности.
Мы давно уже проехали тридцать километров, но не видели ни противника, ни наших. Несколько раз над нами пролетал У-2. Следов боев тоже не было. Через два часа пути мы наконец встретили в небольшой деревне авангард 2-й мотопехотной дивизии СС «Рейх». С момента полученной нами информации дивизия ушла далеко вперед, поэтому так долго мы не могли ее встретить.
После того как на карты были нанесены населенные пункты и ориентиры и выяснено последующее направление наступления, к вечеру мы отправились назад. Усилился гололед, и я вынужден был снизить скорость, чтобы не вылететь в придорожную канаву, из которой мы бы без посторонней помощи не выбрались. Через час совсем стемнело. Офицер для поручений не слишком разбирался в карте и полагался на только что нанесенные ориентиры. Я предпочитал ориентироваться по компасу, солнцу, опросам жителей и, на обратном пути — по особенностям дороги. Чтобы ездить по этой стране, нужно обладать фантазией и выраженным чувством ориентирования.
В свете закрытых щитками фар в тумане я едва различал дорогу. Над нами снова пролетел У-2. Его повторяющиеся пролеты могли означать, что этой дорогой могли воспользоваться русские или что они находятся неподалеку. Мы проехали несколько перекрестков, по поводу проезда которых у нас возникли расхождения во мнениях.
Вдруг темноту разорвали вспышки выстрелов и трассы пуль. Я выключил свет. По обе стороны дороги я заметил стоящие на позициях противотанковые пушки. У обочины дороги я увидел стрелка с противотанковым ружьем. После его выстрела за мной раздался крик раненого Мельдера.
В свете трассирующих пуль я заметил сани, спешащие мне наперерез. У обочины стояла немецкая санитарная машина с распахнутыми дверями. Ее пассажиры лежали на дороге в разорванной форме. Увидев это, я еще прибавил газу, несмотря на то что машину заносило. Сидящий рядом со мной офицер даже пистолета не достал. Вот экипаж попался! Один позади меня непрерывно кричал, второй, мой начальник, оказался неспособен к какому-либо сопротивлению. В последний момент все решилось в нашу пользу. Мне удалось проскочить по дороге, прежде чем ее успели перекрыть сани. Стрельба позади нас постепенно затихла. Теперь мой сосед был готов к бою. Вопреки уставу я крикнул ему, чтобы он не вздумал стрелять, так как нас сразу накроют по вспышке выстрела. Проехав некоторое время, я остановил машину, чтобы помочь раненому. Ходить он не мог, правая нога была словно парализована. Осторожно я размотал одеяло, в которое Мельдер завернулся во время езды. При свете карманного фонарика разрезал штанину, чтобы добраться до раны. Я ожидал увидеть нечто ужасное от попадания пули противотанкового ружья. Но на его бедре не оказалось ничего, кроме небольшого синяка. Пуля прошла по касательной. «Раненый» сразу перестал орать. Но когда он снова начал ныть, я потерял самообладание и дал ему затрещину. Помощь ему была не нужна, и он свободно мог ходить.
