— Да, ты злой.
В прыжке развернувшись, Середин оказался снова лицом к лицу с чародейкой. Большие глаза укоризненно смотрели из-под пушистых ресниц, она определенно похорошела… Прежде чем острие сабли успело коснуться девичьей груди, фигура волшебницы уменьшилась — и вот уже она стояла в десятке шагов от противника.
— Здесь моя власть, Олег-ведун.
Голос прозвучал одновременно со всех сторон, и тут же Середин почувствовал, даже не оглядываясь, что окружен одинаковыми девушками в одинаковых белых платьях.
— Ты обманешь один раз, а я десять! — звонко сообщил хор. — Ты один раз убьешь, а я сто! Да только мне и ста смертей мало, а тебе — одной с избытком. Скучно в эту игру играть, придумай что-нибудь другое.
— Давай, — согласился Олег. — Игра будет такая: мой вопрос — твой ответ.
— Ну, это легкая игра! — Хор исчез, чародейка снова оказалась в единственном экземпляре. — Начинай.
Будто размышляя, о чем спросить, Олег кинул взгляд на небо: «Кажется, начинает понемногу светлеть. Неизвестно, поможет ли мне рассвет, но в любом случае умирать днем приятнее».
— Как твое имя, нежить?
— Имя?.. — растерянно протянула волшебница. — А ты ловок в этой игре, не ожидала. И верно, я знаю свое имя, ведь меня уже звали однажды. Но зачем оно тебе?
— Я спросил — тебе отвечать, — настаивал Олег.
— Имя… То имя, что у каждого свое, человек слышит один раз, — нараспев проговорила чародейка. — Я слышала зов, когда умирала. Если ты узнаешь мое имя, то сумеешь повелевать мной… Впрочем, только если большого ума наберешься, а у тебя его пока не имеется. Нет, Олег-ведун, не скажу я тебе своего имени. И это справедливо: ты ведь своего вовсе не знаешь.
— Меня зовут Олег Середин.
— Это не имя! — захихикала девушка. — Таких имен много, да это не имена, а клички! Что ж, если тебе кличка нужна, то зови меня… Светомила — нравится тебе? Если нет — Милосветой зови.
— Ну а как тебя мать называла?
— Знаешь, мне надоела эта игра… — нахмурилась чародейка. — Или спроси что-нибудь поинтереснее. Видишь ведь: не хочу про имена. Хочешь, чтобы соврала? Зачем тебе такая игра?
— Хорошо, — поразмыслив, сдался Середин. — Тогда скажи, что тебе от меня нужно.
— Не решила еще. Сперва просто посмотреть на тебя хотела… Это ничего, что Старая Мила тебя так ободрала? — На мгновение девушка оказалась прямо перед Олегом, чуть коснулась пальцем длинной царапины не груди, но прежде, чем он успел что-либо предпринять, опять возникла на расстоянии. — Кровь течет. Хочешь, подлечу?
— Обойдусь. Так отвечай же. Посмотрела на меня? Что дальше?
— Посмотрела, — серьезно кивнула чародейка. — Вот когда ты в баню у Бориса пошел, тогда и посмотрела. Ты мне понравился.
Олег едва не поперхнулся, хоть и был вроде бы ко всему готов.
— Нехорошо подглядывать!
— Мне же интересно было, — пожала плечами девушка. — Потом решила посмотреть, каков ты в бою, как у тебя голова работает. Решила, что подойдешь ты мне…
— На место Ставра? — вспомнил Олег о странном воине.
— Ставр устал, — как ни в чем не бывало кивнула волшебница. — Смерть уж давно звала его, а служба не пускала. Да и… я тоже устала, давно не тешил меня Ставр. Как видишь, нынче я его отпустила.
— А мне показалось, это я его отпустил! — не согласился Середин.
— Показалось, — фыркнула девушка. — А с мечами ты ловко придумал! Хотя и долго возился. Надобно было их в землю втыкать, так, чтобы они крестовинами друг друга держали, понимаешь? — показала она на пальцах. — Это же просто! Эх, ты, недотепа! А последний меч хоть веревкой к корню прикрути — вот и все. Но ты все же молодец, справился, даже поранить им себя не дал. Плохо, что Старая Мила тебя не заговорила, не растрогала… Черствая у тебя душа.
— Или старуха была плохой рассказчицей, — пожал плечами Олег. — Знаешь, не тебе, бездушной, о моей душе рассуждать.
Девушка вздохнула, тоже посмотрела на бледнеющее небо
— Рассвет скоро. А хочешь, потешимся?
Она развязала одну-единственную тесемку и легко сбросила с себя платье, сразу оказавшись совершенно голой. Не без торжества Олег подумал, что она и правда не красавица: бедрышки чересчур узенькие, будто не оформившиеся еще, оттого и талия не женская, детская. Груди маленькие, торчком, в стороны набухшими сосками уставились. Смешная… Смешная-то смешная, а вот нижняя часть Середина была несколько другого мнения.
— Глупости… — буркнул он, рукой с саблей как бы ненароком заслоняя топорщащийся бугор на штанах.
— Неужели не хочешь? — удивилась девушка, которую нагота совершенно не стесняла. — Заболел? А, знаю, знаю! Просто испугался меня, верно? А ты не бойся, я ведь, если захочу убить — убью, сам знаешь.
— Знаю, да сомневаюсь, — признался Олег.
— Не сомневайся! — Чародейка быстро подошла, привстала на цыпочки, чтобы заглянуть в глаза ведуну. — Рослый ты. Это потому, что из чужих краев, верно? Ну, улыбнись! Забудем на время наши споры. Я сладкая, все говорят! Попробуй!
— Ну, раз ты так уговариваешь…
Олег вздохнул, ему было очень грустно. Вот теперь он понял, что чувствует голодный перед лавкой с бубликами. Или даже так: голодный солдат на часах перед лавкой с горячими бубликами. Нет, не на часах, а проходящий мимо, потому что служба зовет.
— Саблю бы надо положить, а то поцарапаю… — Середин присел.
— Да, положи, пожалуйста, — серьезно согласилась чародейка. — Ставр в первый раз не положил, так чуть без… Чуть не поранился.
Снизу вверх ударил Олег, метясь в мягкий пушок на лобке. Он уже видел, как его сабля вспарывает это нежное лоно, как входит в живот, и был готов повернуть кисть так, чтобы острие, скользнув под ребра, достало до сердца. Ведун не хотел, чтобы эта девушка мучилась. Мучений и не получилось — сабля рассекла пустоту.
— Злой! — почти с восторгом выговорила волшебница, она стояла там же, где и прежде, и платье снова было на ней. — Злее Ставра намного! Такой мне и нужен.
— Зачем? — Сконфуженный Олег выпрямился.
— А чтобы любил. Мужем мне станешь… Станешь, станешь! — Она рассмеялась, опять пошла к ведуну. — Смотри, какой ты злой. Если у добра такие злые слуги, то я, почитай, тоже ему пригожусь! Возьми меня к себе в помощницы. Будем вместе нежить истреблять.
— Начни с себя, — попросил Олег и снова взмахнул саблей.
— Ах!.. — Чародейка оказалась к этому не готова и неловко заслонилась рукой, с которой, словно лепестки, осыпались три пальца. — Больно…
Не помня себя, Середин принялся рубить, а девушка отступала, пытаясь увернуться от разящей стали, подставляла окровавленные руки, сберегая шею.
— Не надо, нет! Нет!
